Право на возвращение

— Я жертвую ежегодно очень серьезную сумму, — продолжал Прессер, — на некоторые проекты.

Брам был уверен, что теперь, когда Балин стал министром иностранных дел, в Израиле наконец наступит процветание.

— Чем вы занимаетесь? Я хочу сказать, кто вы по профессии?

— Недвижимостью. Я покупаю дома или сам строю. Тот дом, где расположена моя контора, тоже принадлежит мне.

— У вас есть дети?

— Трое — дочь, которую вы уже видели, и два сына. Пробовал жениться, даже два раза, но решил больше не экспериментировать. Мой темперамент не выдерживает такого испытания.

Он замолчал, словно давая Браму возможность рассказать, в свою очередь, о себе, но Брам был уверен, что рассказывать нет смысла: Прессер и так все знает. Он поглядел в окно. Они ехали по 110-й на север. Через несколько минут они свернут на 10-ю и по ней, двигаясь к западу, через двадцать минут доберутся до побережья Санта-Моники и свернут к северу по Прибрежному шоссе. Сто десять можно считать хорошим числом. Один плюс один — два, нуль — нейтрален. Десятка — пять раз по два.

Брам сидел молча, и вдруг Прессер сказал:

— Моя дочь — вдова.

Брам кивнул. Со стороны это, должно быть, выглядело глупо. Он не знал, что сказать. Если честно, Рахель тоже может считаться вдовой. Он спросил:

— Как ее зовут?

— Диана.

— Но так, кажется, зовут вашу внучку?

— О, я думал, вы ее имеете в виду. Мою дочь зовут Анна. А внучку — Диана. Ту, которой вы спасли жизнь. Я думаю, если б она не выжила, Анна тоже умерла бы. После того, что ей пришлось пережить в прошлом году.

Брам отпил еще глоток. Расползшийся по равнине город проплывал за окнами. Будь у него деньги, он изъездил бы на автобусе весь этот город вдоль и поперек. А после исходил бы его пешком. Он потратил целый день, добираясь из Санта-Моники в центр Лос-Анджелеса.

Те дома Санта-Моники, что лежали в зоне его интереса — с номерами, состоявшими из двоек и восьмерок, на улицах, имевших такие же номера, — он проверил.

Когда он начал свой поиск на Восточном берегу, то двинулся сперва по 202-му шоссе на юго-запад. Стоило огромного труда находить шоссе, имевшие в своем номере по крайней мере одну двойку или одну восьмерку, и, только используя те, где присутствовали четверка и шестерка — что было не вполне корректно, — ему удалось добраться до Брунсвика, штат Джорджия, где начиналось Восемьдесят второе шоссе. Восемьдесят второе привело его в Алабаму, Миссисипи, Арканзас, Техас, Нью-Мексико. Все попадавшиеся по дороге штаты подверглись тщательной проверке. В Аламогордо, Нью-Мексико, Восемьдесят второе закончилось. К северо-западу от этого города 16 июля 1945 года на ракетном полигоне «Белые пески», а точнее — в Тринити, была испытана первая в истории атомная бомба. Испытание пережили 38000 жителей Аламогордо, родины знаменитых бомбардировщиков-невидимок.

Покинуть этот город оказалось труднее, чем попасть в него. Главное шоссе, проходившее через Аламогордо, имело номер 54, и число это никак не разбивалось на двойки и восьмерки. К западу от города лежал знаменитый ракетный полигон, а к югу — военная база «Форт Блисс». Кроме 54-й, через город проходила еще одна дорога — к несчастью, 70-я. И он, развернувшись в обратном направлении, добрался по местным шоссейкам, 20-й и 80-й, до национального шоссе номер 40, начинавшегося в Уилмингтоне, Северная Каролина, которое привело его в калифорнийскую пустыню Мохаве, город Барстоу. Оттуда тоже оказалось довольно трудно выбраться. Наконец, по Десятому шоссе он въехал в Санта-Монику. Здесь Десятое превратилось в Тихоокеанское скоростное и обрело номер 101. Он мог, конечно, получить желанную двойку, сложив две единицы и выкинув нуль, но это было бы серьезным нарушением чистоты эксперимента. Если ему не удастся успешно завершить свой проект в Лос-Анджелесе, перед ним встанет тяжелая задача: добраться до одного из северных городов. Проблема состояла в том, что все шоссе, ведущие с юга на север, пронумерованы в Америке нечетными числами. Так что из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско пришлось бы добираться весьма сложным путем, используя шоссе с четными номерами, хоть немного загибающиеся к северу.

— Да, Сиэтл… — сказал вдруг Прессер, — мой зять приехал туда за два часа до того, как взорвалась «грязная» бомба. Он работал у меня. Мы собирались купить там дом.

Четырнадцать месяцев назад… Брам тогда испугался, не случился ли теракт в Сиэтле из-за его миссии, но даже думать не хотел о том, что малыш мог оказаться там во время взрыва. Никаких доказательств не было, только ощущения; и хотя теперь его жизнь была подчинена цифрам и расчетам, он не мог перестать доверять своей интуиции.

Прессер отвернулся к окну: