Право на выбор (СИ)

— А меня возьмешь за руку? — шепчет Раш’ар на ухо, и у меня волосы на загривке шевелятся.

— Обойдешься.

— Ну уж нет. Не обойдусь.

Я сжимаю пальцы в кулак, но его это не смущает — он обхватывает ладонь вместе с запястьем. Дрожит рука другого тура — я успокаивающе поглаживаю его большим пальцем.

Не сейчас. Не здесь.

Регистраторы наблюдают за нашей возней по-разному: дор Шаррах с беспокойством, доррам Микриос — с веселым любопытством. Да уж, очень смешно… вот подерутся эти двое прямо в этом чистом и красивом зале, не до смеха всем будет…

Регистрация не занимает много времени — нам коротко зачитывают напутствие в совместную жизнь, призывая к взаимному уважению друг друга, терпению и пониманию… Стоя меж двух пышущих огнем великанов, я уныло думаю о том, что добиваться взаимопонимания придется в первую очередь мне. О любви, слава богу, не говорят — это и без того все похоже на фарс.

— А теперь поставьте отметки в свидетельство, — дор Шаррах протягивает Мару лист из плотного материала, на котором помимо нескольких рядов крупных витиеватых символов изображен рисунок: бык держит на рогах пылающий шар. Местный герб, что ли?.. Вместе с листом тур дает еще и стилус, Мар переворачивает его, снимает колпачок и прокалывает палец: густая капля крови собирается в стержень — и только после этого ставит размашистую подпись и молча передает Раш’ару. Тот проделывает тоже самое, а потом протягивает мне.

— Если сложно самой уколоться, давай я… — предлагает он мне.

Я не глядя протыкаю палец и мажущим движением расписываюсь в оставшемся свободным поле.

— ... понял.

Регистраторы нестройно поздравляют нас с образованием круга — камень в животе тяжелеет стократно. Я ищу взглядом Мара: что теперь?.. Он уводит глаза, молча берет мою уколотую руку и бережно заклеивает место прокола липкой субстанцией из тюбика, который всюду носит с собой. Теперь я знаю, зачем носит…

Мы выходим из зала, Раш’ар задерживается поговорить о чем-то с приезжим. За дверями Мар останавливается, оглядывается… а потом вдруг тянет меня в сторону, к окнам.

Светло и тихо — кроме нас на этаже нет никого. Пробиваясь сквозь стекла, свет Шерхентас окутывает фигуру тура каким-то мерцанием. Он выглядит немного скованно, когда достает из кармана сверток из плотной коричневой бумаги и протягивает мне.

— У людей… ведь принято что-то дарить по таким событиям?..

Я машинально забираю, разворачиваю… внутри — маленькая деревянная коробочка, которая легко открывается… а в ней…

Боже.

— У нас таких не делают… так что пришлось самому соображать…

Он еще и сам его сделал?..

— Не нравится?..

— Очень нравится.

— Но ты сейчас заплачешь…

— Потому что очень нравится…

Я сжимаю коробочку — черт знает что такое, почему меня это так растрогало?.. Кольцо садится на положенный палец как влитое, блестит камушек на свету, переливаясь всеми оттенками зелени.

— Это рухтус. Говорят, приносит носителю долголетие и крепкое здоровье.

— Спасибо… правда, спасибо тебе... Ох… только у меня нет ничего для тебя...

Он улыбается — его улыбка не слепит, как свет Шерхентас, она мягко согревает, обволакивая все внутри — и мягко проводит по моим волосам, чуть натягивая кончики… Мурашки дробью идут по телу, от шеи и до коленей, делая их ватными.

— Всего в тебе достаточно для меня.

Хочу обнять его… прямо сейчас хочу… крепко-крепко, чтобы сердца его ощутить, как они бьются…

— Что, воркуете?

На шее и плече — пудовая тяжесть. На лицо Мара больно смотреть.

Раш'ар, скотина!..

— Ну что ты так корчишься, мы же теперь одна семья. Или ты не слушал?

— Убери руку.

— А что ты мне сделаешь?

— Сломаю.

— Очень страшно.

Началось в деревне утро…

— А ну прекратите. Раш’ар, убери руку. Серьезно.

Тур наклоняется ко мне — лицо его близко-близко, я невольно отстраняюсь и вжимаюсь в его конечность еще сильнее. Горячо… жжется, жжется-то как!..

— А если я не хочу? — шепчет он, его черные глаза словно еще темнее становятся, краснота в них утонула в этой темноте, а темнота эта живая, безумная, жадная…

Краем глаза я вижу смазанное движение — и тяжесть мгновенно исчезает. Глухой и жуткий хруст — Раш’ар ругается и отскакивает, его запястье неестественно вывернуто. Я в немом изумленном ужасе оглядываюсь на Мара — он что… правда сломал ему руку?..

— Ублюдок ты… — Раш как будто смеется, но глаза его полыхают непримиримо и яростно. — Ладно, я припомню…

— Попробуй.

— Не сомневайся. Я тоже сделаю подарок своей молодой жене, — и прежде чем я успеваю испугаться, продолжает: — Оставлю вас одних на эту ночь. Малышка ведь вряд ли готова к играм на троих, верно?

Клокочет в груди у Мара, я перехватываю его за локоть и, мучительно краснея, бормочу:

— Пойдем… пойдем, ну… он же просто провоцирует…

Раш’ар скалится, злая улыбка искажает его лицо, делая похожим на маску.

— Иди-иди… Я приду. Завтра утром.