Федор Ильич сел за стол перед Виригиным. На столе стояли шахматные часы — и больше ничего. В руке посетитель сжимал квитанцию на оплату коммунальных услуг. Эмоционально потряс документом, положил на стол:
— Вот, Максим, полюбуйся! Нет, ты полюбуйся!..
Максим полюбовался. Квитанция как квитанция.
Модная такая: на хорошей бумаге, двухцветная. Вывоз мусора, радиоточка, отопление… Наверное, они по такой же платят. Сам Виригин вообще никаких квитанций не видел — ими всегда занималась жена.
— Плачу каждый месяц за лифт по шестьдесят два целковых, а он четвертый месяц стоит! — горячился Федор Ильич. — Приходится ножками на шестой этаж. С сумками. С кочанами…
— С чем? — переспросил Виригин.
— Ну, с капустой… Солить.
— А-а… У нас тоже бывает. На выходные вот лифт не работал. Но чтобы четыре месяца — нет, такого не было…
— Так меня не это бесит, — возмущался Федор Ильич. — Хотя и это тоже. Двигатель, говорят, у них полетел, а никто не чинит. Только табличку, как лифтом пользоваться, прикрутили. Зато цены все время растут.
— И как же им пользоваться?.. — заинтересовался Виригин.
— Да глупости!.. — махнул рукой Федор Ильич. — Дескать, надо нажимать на кнопку с цифрой, соответствующей номеру этажа, на который хочешь…
— Логично, в общем-то… — осторожно заметил Виригин.
— Да я лифтом пользовался, когда они еще пешком под стол ходили!.. — взорвался Васькин тесть.
— Шучу, Федор Ильич. Начальству их писали?
— А как же! Всей лестницей. У нас напротив в квартире студент-филолог — складно пишет, без ошибок. Все равно не чинят!.. Но это еще полбеды. Я другого не пойму. Почему с меня деньги за лифт дерут?.. За три месяца сто восемьдесят шесть рублей ноль-ноль копеек. Это же натуральный грабеж. Это ж сколько капусты засолить можно!..
— В контору сходите, — посоветовал Веригин, — потребуйте, чтоб пересчитали.
— Тупее тебя, что ли? — обиделся Федор Ильич. — Ходил!
— Ну не горячитесь вы… Ходили — и что?..
— Послали меня… обратно. Хорошо, с лестницы не спустили. Так вот, я хочу в суд на них подать и деньги вернуть. Мне из принципа важно. Претендент создать.
— Прецедент, — поправил Виригин.
— Без разницы! — мотнул головой старик. — Важно его создать! А то эта мафия что хочет, то и творит.
— Я-то, Федор Ильич, чем помочь могу? — спросил Виригин.
— Ты мне, Максим, заявление в суд продиктуй. Как правильно. И скажи, кому отнести.
— Я, честно сказать, с такими делами еще не сталкивался, — почесал затылок Максим.
— Ты ж адвокат! — удивился Федор Ильич.
— Пока только учусь.
— Так и что, не поможешь? — растерялся посетитель.
Дверь скрипнула. В кабинете, помахивая коричневым кожаным портфелем (еще вчера портфель был черный, заметил Виригин), появился вальяжный, довольный чем-то Мыльников. Он протянул руку Виригину, а посетителю коротко и вопросительно кивнул.
— Зато Борис Авдеевич — адвокат опытный! — обрадовался Максим появлению старшего коллеги. — Поможешь исковое заявление в суд составить?
Мыльников молча нажал на кнопку шахматных часов. Часы затикали.
— Час моего рабочего времени стоит сто долларов, — прокомментировал Мыльников. — Вас устраивает?..
Федор Ильич издал странный звук — примерно так крякает утка. С изумлением посмотрел сначала на Мыльникова, затем на Виригина. Слова вымолвить — не получилось.
— Борь, это тесть моего товарища по «убойному», Васи Рогова, — пояснил Максим.
— Так бы сразу и сказал!.. — заговорил Мыльников уже без понтов и пафоса. — Своим мы бесплатно помогаем. Принцип важнее…
Он остановил тикающие часы. Федор Ильич вздохнул с облегчением. Виригин, честно сказать, тоже.
— Так чем могу помочь?.. — спросил адвокат.
— Вот, заявление в суд… Про лифт.
— Про лифт? Очень интересно…
Мыльников иронично глянул на Максима, но Федора Ильича стал слушать внимательно. Профессионал в любых условиях должен оставаться профессионалом.
Ольге, секретарше декана факультета Королева, пришлось отпаивать своего начальника валидолом. Узнав о том, что стряслось с Кощеевым, Королев схватился за сердце и рухнул на стул. В факультетской аптечке валидола не оказалось, пришлось бежать в канцелярию. В результате через десять минут весь институт знал, что Дмитрия Петровича убили в Летнем саду…
А декан по-прежнему сидел на стуле и не мог оторвать взгляда от размокшего паспорта Кощеева…
Любимов и Рогов, скорбно склонив головы, стояли рядом.
— Чудовищно! Просто немыслимо! — заговорил наконец Королев. — Ведь совсем недавно юбилей его отметили… Семьдесят пять лет. Три четверти века!..
— Сожалеем.
А что тут еще скажешь? Жизнь — штука злая. И такое понятное чужое горе — помеха розыску. Нужно спешить по горячим следам, а приходится вытирать слезы родственникам и знакомым…
— Дмитрий Петрович — старейший преподаватель вуза, участник войны, наша живая история. Я сам у него учился. Сохранил светлую голову, невзирая на возраст… У меня вот сердце уже… А Дмитрий Петрович здоровый был. Я думал, он до ста доживет… И дожил бы!
— Что он преподавал? — уточнил Рогов.