Право на жизнь

Солнце неуверенно выползло из-за барханов и осторожно заглянуло в комнату, словно в любой момент готовилось скрыться обратно. Наступил новый день. И что же он нам принесет?

Я села, рассеянно скользнула взглядом по чаше с остатками травяного отвара. Все-таки подмешали сонное зелье? Судя по вялости мыслей и ватной истоме, не желающей покидать разомлевшее тело, мой незапланированный «отдых» затянулся на сутки, не меньше.

Ковер щекотал босые ступни. Дверь, ожидаемо, оказалась заперта, и на стук никто не откликнулся. Более того в ответ на отпирающее заклинание дерево и окружающие стены ехидно подмигнули мне рунической вязью. Узнаю почерк Харатэль. Я хмыкнула, скорее добродушно, чем раздосадовано: неугомонную эссу наконец-то загнали в ее комнаты и, судя по принятым мерам, выпускать не собирались.

Ну и пусть! Чувства притупились, выгорели, и сейчас мной владело неестественное безразличие, покорность судьбе и чужим решениям. Если сестра хочет, чтобы я оставалась здесь, так тому и быть.

— Доброе… утро?

Теперь в приветствии звучал вопрос: затянувшееся молчание вынудило непрошеную гостью растеряться.

Я обернулась, наконец «увидев» замершую посреди комнаты девочку. Лет шесть или семь — благодарить, что мне не подкинули младенца, как я понимаю, следует Дамнат. Волосы темные, точно у отца, но такие же шелковистые, словно серебро, что текло по плечам ее матери. И лицо ей досталось от среброкосой — тонкий, искусно выделанный фарфор с едва заметным румянцем на благородной белизне. Вот только испуг на нем плохо сочетался с фамильными чертами рода Иньлэрт.

Дрейна. Дитя обмана, юная Вестница Смерти, не скованная цепями хранителей памяти. Страшное проклятие, оставленное Юнаэтрой тиа Иньлэрт этому миру. Куколка, что однажды превратиться в бабочку погибели. Мерзость, порожденная многовековым экспериментом лиаро, несущая в себе страшный дар своей матери. Пока еще спящий и скрытый.

Девочка, поразительно похожая на Диньку живыми искорками в черныхглазах… глазах ее отца. И что мне делать с этим ребенком?

— Мама сказала, — Дрейна стушевалась и неуверенно, тихо закончила, — теперь ты будешь моей новой мамой?

Даже так? Видно, выражение, появившееся на лице, не сулило кое-кому ничего хорошего. Малышка попятилась. Мордашку исказила самая настоящая паника. Губы задрожали. Девочка шмыгнула носом и… банально разревелась.

Поздравляю, Лана, довела ребенка до слез! Только и способна ты, горе-эсса, что воевать с детьми!

— Прости, — я обняла птенца: неловко, неумело, точно опасную ядовитую тварь, готовую ужалить в любой момент. Рассердилась сама на себя за эту скованность и нелепые предрассудки. — Прости. Я не хотела тебя напугать.

Что бы ни натворила Юнаэтра, какая бы разрушительная сила ни дремала в хрупком тельце под моими ладонями, дитя не несет ответственности ни за преступления матери, ни за грехи иных взрослых. Я постаралась вытравить из души всю неприязнь к Вестнице и тому, что с ней связано, инстинктивную ненависть, которую от рождения испытывают «ножны» к «мечу». Предо мной был брошенный ребенок, одинокий, напуганный, внезапно лишившийся семьи и привычного дома, не понимающий, почему на него злится эта незнакомая глупая тетка.

Юнаэтра, какая же ты тварь! Поступить так жестоко с дочерью!

«Она хотела защитить ее, — ехидно шепнула совесть. — Как ты спасала Рика и Исхарда, невзирая на ту боль, которую причиняла им своими поступками и ложью».

— Прости, — повторила я, успокаивающе гладя девочку по голове и спине. — Смотри! Птичка!

На ладони возник радужный шарик, взмахнул крыльями, взлетел к потолку, где рассыпался ворохом разноцветных быстро угасших искр.

— Я так тоже умею, — укоризненно (нашла, чем удивить! чай, не маленькие!) буркнула Дрейна, сердито вытирая кулачком слезы. Всхлипнула в последний раз и без труда повторила плетение. Простенькая иллюзия, конечно, но я в ее возрасте обращалась с потоками гораздо хуже.

— А так?..

Следующие пару часов мы развлекались созданием солнечных собачек, кошек, птиц и прочей живности. Дрейна охотно включилась в игру, с ходу копируя схемы легких заклинаний, требовательно, стремясь разобраться, заставляла меня снова и снова повторять сложные. Комнату наполнили шестиногие лошади и двухголовые орлы, семихвостые лисы и многочисленные копии Алис, наблюдавшей за магическим представлением с оконного карниза. Спутница недовольно фыркала и нарочито цапала иллюзии когтями, не простив нашу маленькую размолвку. Робкое кис-кис она также проигнорировала. Ну и пусть дуется дальше!

Немудреное баловство позволило отвлечься, притвориться, что все проблемы разрешились сами собой. За этим занятием нас и застала Харатэль, ради разнообразия отнявшая — в прямом и переносном смыслах — хлеб у горничной.

— Развлекаетесь?

— Как Рик? — тут же вскинулась я, перебивая застенчивое бормотание Дрейны: «Доброе утро».