Право на жизнь

За два года партизанской войны Солдатов не раз убеждался в том, что предательство не бывает частичным. Предатель не может что-либо утаить. Предательство вроде течи в плотине. Если образовалась, то вода уйдет вся, обнажив дно. В душе каждого человека есть нечто вроде плотины. Сдерживающее начало, помогающее человеку сохранить в себе человека. Проявил слабость, смалодушничал — образовалась течь.

Тот, кто рассказал немцам об Ольховке, знал, видимо, только о ней. Иначе каратели не ломились бы сквозь завалы в направлении Кабанова, нашли бы способ блокировать базу. Гуляев и Павлов, знавшие координаты базы, либо погибли, либо где-то укрылись. Касьянов попал к немцам, не выдержал пыток. Такое уже бывало не раз. Он же рассказал немцам о задании группы. Предают до конца.

Потому немцы и послали Зотову в Ольховку. Им надо было так подобраться к деревне, чтобы захватить партизан врасплох. И деревню им надо было спалить вместе с жителями, чтобы создать видимость обычной расправы. С тем, чтобы создать пустоту. На случай возвращения Гуляева и Павлова…

Оба партизана могли и погибнуть, такой исход Солдатов допускал. Тогда немцы могли бы подослать к нашим товарищам за линией фронта провокатора, агента, называй как хочешь, сути дела это не изменит. В таком случае немцы могли бы перехватить радиста. С такой целью им тоже было выгодно зарезать партизан, спалить деревню. Все, мол, шито-крыто.

Солдатов почувствовал вдруг такую усталость, от которой опускаются руки, становится трудно дышать. Резким движением он распахнул ворот гимнастерки, стал тереть горло, грудь.

Голова пухла от дум. О потерях. О той же связи, которой не было. О других заботах, которые растут и растут, как грибы после дождя. Из головы не шел разговор с Ханаевым. Не зря обеспокоен доктор. Болезнь Неплюева серьезная, несерьезно надеяться на авось. Надо какие-то другие усилия.

Какие?

Мысленно Солдатов все чаще и чаще возвращался к фронтовым разведчикам. Что там ни говори, а опыт у них огромный, если смогли они просочиться там, где немцы не оставили ни одной лазейки. Выделить разведчикам опытных проводников. Выделить лучших лошадей, чтобы значительную часть пути они проделали верхом. Это и облегчение, и экономия сил, времени…

Спать Солдатову в ту ночь так и не удалось. Он зашел за Грязновым, вместе они и появились у Речкина.

Лейтенант спал.

На базу раненого привезли накануне днем, в разгар боя партизан на лесных завалах. Прежде чем за раненого принялся доктор Ханаев, оба, комбриг и комиссар, поговорили с Речкиным. Только с их уходом врач осмотрел лейтенанта.

Ханаев напомнил Речкину отца. Внешне. Ростом, сутулостью, бородкой клинышком. Пенсне у Ханаева оказалось, как у отца, с тонкой золотой цепочкой. Схожим оказалось умение слушать. Схожими были движения. Памятными до щемящей в сердце боли. Прикосновение ладони ко лбу. Прикосновение кончиков пальцев к запястью…

Викентий Васильевич осмотрел Речкина, дал необходимые указания медицинской сестре — пожилой миловидной женщине, его вызвали к другим раненым. Не задержалась возле лейтенанта сестра. Речкин понял, что состояние его здоровья не вызвало тревоги ни у доктора, ни у сестры.

Лежал Речкин напротив окна в полуземлянке. Окно оставалось открытым. Под окном стоял самодельный, шитый из грубых досок стол. Чурбаки заменяли стулья. Стены обшиты горбылем. Потолок бревенчатый, пол — земляной. На полу лежал слой полыни. Запах полыни сильный, степной, он забивал иные запахи леса.

Оглядев помещение, Речкин стал смотреть в окно. Прислушался к пению птиц. Почувствовал перемену. Все дни его лихорадило, бросало из жары в холод. Теперь приятно потеплело.

Потепление он ощутил, подъезжая к базе. Телегу покачивало на лесной дороге, встряхивало на корнях, прочих неровностях. Лейтенант тем не менее неудобств не испытывал. Партизаны сена на подстилку не пожалели, было хорошо. Он лежал, смотрел в небо на облака. Одни из них напоминали животных, другие были похожи на людей. Облака-животные дыбились, старались подмять друг друга. Облака-люди бежали, не было видно конца этому бегу.

Память лейтенанта выхватила из прошлого похожий день, белесоватую синь неба, такие же облака. Лейтенант увидел себя в прошлом, когда было ему лет семь-восемь. Он так же лежал на спине, смотрел в облака, они напоминали ему людей и животных. Так же пахло сеном. Покатая спина возницы заслоняла круп лошади. Сбочь от возницы сидел отец.

К тому времени он уже знал, что его мать умерла при родах. То есть он не мог ее помнить. И все-таки он помнил каждую черточку дорогого лица. Мать запомнилась в белом. Она была медсестрой, «сестрой милосердия» — как называл ее отец. Столь же белым была у нее лицо. А на нем черные брови, черные глаза и ровные, снежной белизны зубы. Запомнились черные густые пышные волосы.