Право на жизнь

— Вот как, — кривится в язвительной усмешке, смотрит мимо. — Какая похвальная преданность. А ты знаешь, что в Самаконе за проступки женщины все равно несет ответственность мужчина? Брат, отец. Муж. Но мне, честно говоря, без разницы, кому из вас настолько не терпелось, что даже до собственных покоев дойти не смогли.

— Да как Вы смеете! И мы не в Самаконе! Это была моя идея, потому и вина полностью на мне…

— Смею что? Утверждать очевидное? Что вашу неразлучную парочку настолько захватила страсть, что все равно стало, где… Но с местом вы все же ошиблись. Имперский архив — плохой выбор.

— Да какая… боги, да что у Вас в голове! Я же про архив Вам и говорю! Я! Я затащила туда Хельме, с меня и спрашивайте! Выслушайте меня! Хроники Сот-Кангамы…

— Достаточно, Ардина. В каких местах вы предпочитаете встречаться меня не волнует. Вы перешли границы. Дверь там, не заблудишься.

— Ронард! — использую последний шанс достучаться до его светлости.

Арн вздрогнул, наконец посмотрел в глаза. Пользуюсь его замешательством и суетливо выуживаю из накинутого балахона смятые листы, деревянный планшет.

— Вот, выписки из хроник, — сбивчиво давлюсь словами, пока не опомнился. — Пятьдесят третий… Дараны — это мои… это Сот-Кангама… артефакт по-своему читает, я его специально перед поездкой сделала… готовилась… Ровель того же года — не успела… и там тоже… все правда, понимаете? Все мои сны… и этот маг… Это я все, слышите? Я же только ради этого архива… сдался мне ваш праздник… и Анхельма во все это втянула… а он только и делает, что прикрывает от всех, пока я тут… спектакль этот перед смотрителем… а я же намеренно туда, самой взломать не получилось, манс провел… Отпустите Хельме, прошу, он действительно ни причем!

На бумаги даже не взглянул, неотрывно смотрит на меня.

— Спектакль? — цепляется за второстепенное. — Хочешь сказать, вы не уединения там искали?

— Да что Вы все об этом! Это чтобы смотрителя с толку сбить, Хельме придумал… Я Вам о главном, а Вы словно не слышите… По Империи легенды ходят о вашем даре! Так где ваша интуиция, Вы ведь все насквозь видите! Ну же, смотрите, вся перед Вами!

Смотрит. Пристально.

— Только на тебе и сбоит, — тихо.

— Тогда на слово верьте! Я одна это затеяла, хотела про семью выяснить…

Молчит, сомневается. Скользит взглядом по бумагам.

— Почему ко мне не обратилась?

— До того ли Вам…

Мало. Ждет других объяснений.

— Я не понимаю, чего от Вас ожидать, — признаюсь наконец. — Поможете или снова в ярость впадете. То спасаете, то так жестоки… Вы мучаете меня, разве сами того не видите?

Последнее вырвалось случайно, эмоции уже через край. Пусть его, думайте, что хотите, ваша светлость.

— Я тебя?… Разве не ты говорила, что счастлива со своим другом? Что еще думать, раз вас там застукали вместе…

— О, боги, что я еще могла тогда сказать? Когда мне тяжело даже стоять рядом с Вами… Да, именно так! Вот и сказала… стыдно-то как… Это Вам дела нет… Захотели — поцеловали на балу, захотели — пропали, снова появились спустя два месяца… тренировки эти… сначала как с чумной обращаетесь, потом снова близостью обжигаете… лучше уж совсем не видеть, лишний раз ни о чем не просить… Да разве способны Вы это понять?! А если и понимаете, то за что Вы так со мной?..

Вот и все. Затрясло от собственной откровенности, откуда только все полезло. Сдалась с потрохами, разве что прямо не заявила, что до сих пор влюблена. Впрочем, его светлости это не ново. Сколько таких дурочек ему признавались… А испытание Вечных и сам видел. Тогда проигнорировал, будто ничего и нет, и сейчас тоже отстранится. Да и к гроршу, своих чувств у него нет, зато хоть хватает такта чужие не замечать. Пусть лучше заново пропадет, мне только легче станет. Не станет, вру себе… Но сейчас не обо мне речь. Я Хельме подставила. А ради друга хоть наизнанку вывернусь, если поможет.

Но почему он так странно на меня смотрит? Зачем этот шаг вперед, зачем горячие руки ложатся на дрожащие плечи, словно впустую все мои слова? И почему его голос звучит так хрипло…

— Да потому что сам с ума схожу, Ардина.

Изумленно смотрю снизу вверх. Не выдерживаю, утону сейчас в темно-сером омуте, последней силы воли лишусь. На губы? Еще хуже, будят совсем уж неприличные желания…

— Себя не узнаю… — обдает горячий шепот. — Империя, гости — все к гроршам, дела до них нет… Ты — единственное, что тревожит.

Верю глазам, верю пылкому шепоту. Себе не верю. Уже и готова обмануться, но если опять все не так поняла? Тревожит — это ведь и то, что досаждает, проблемы создает. Про меня и есть. Сегодня вот снова добавила головной боли. Но я не могу иначе, мне нужно позаботиться о друге. Не успеваю толком обдумать свои слова, а уже выпаливаю:

— Вы освободили Воракиса после большего преступления. Сделайте то же самое для Хельме…

Будто в стену мои дерзкие слова, пропустил мимо ушей. Только склоняется еще ближе ко мне, совсем рядом уже губы, а в глаза смотреть боязно — сама обо всем забуду, поддамся искушению. И так натянута как струна, каждой клеточкой его жар чувствую, чуть тронь — взорвусь.