Право на жизнь. История смертной казни

Осенью 1346 года английская армия осадила французский порт Кале. Хорошо укрепленный город отказывался сдаваться, и разъяренный король Эдуард III заявил, что, взяв крепость, он сметет ее с лица земли. Осада длилась долго, но в конце концов измученные голодом жители Кале стали молить Эдуарда о милосердии. Тот ответил, что простит весь город, если шестеро знатнейших его граждан явятся к нему в одеждах кающихся грешников и с веревками на шее. Он казнит их, а остальных жителей помилует. «Граждане Кале», так прекрасно изображенные Роденом, были уверены, что идут на смерть, но беременная королева Филиппа, сопровождавшая мужа на войне, бросилась перед ним на колени и умолила простить пленников. Кстати, не исключено, что король с королевой заранее договорились разыграть этот спектакль. Граждане Кале были спасены. Почему Эдуард III на это пошел? Чтобы припугнуть французов, а потом показать свою снисходительность и завоевать популярность? Наверное… Есть ли в этом что-то дурное? Среди жестокой войны, которая с перерывами длилась более 100 лет, среди битв, где погибали сотни людей, король проявил милосердие. Наряду с этой знаменитой историей о помилованных гражданах Кале существует другая – о том, что в какой-то момент, когда люди в Кале уже дошли до людоедства, из города были изгнаны 500 человек, «бесполезных» для его защиты, – женщин, стариков, детей. Одна версия гласит, что англичане не пропустили несчастных, а французы не позволили им вернуться обратно в город – и они так и умерли, зажатые между враждующими сторонами. Но есть и другой рассказ – о том, что английский король и в этом случае проявил доброту, разрешив несчастным уйти и, больше того, дав каждому из них немного денег. Даже если второй вариант всего лишь красивая сказка, обращает на себя внимание, с помощью каких историй можно было прославить Эдуарда III – подчеркивая его милосердие.

Помилования отдельного человека или целых категорий людей происходили и происходят регулярно – их объявляют в честь дня рождения монарха или появления наследника, во время религиозных праздников и в честь годовщины великих свершений. Вспомним, почему Пилат вынужден был «умыть руки»: на праздник Пасхи в Иерусалиме полагалось помиловать одного из приговоренных к казни преступников. Когда молодой Пушкин пишет: «На волю птичку выпускаю // При светлом празднике весны», то здесь в уже сильно преображенном виде проявляется все то же стремление к милосердию. И даже когда сегодня перед Днем благодарения американский президент дарует жизнь одной отдельно взятой индейке, это может показаться циничной игрой на фоне тех миллионов индеек, которые благополучно отправляются в духовки по всей стране, однако такое действие, безусловно, несет символический смысл.

Рационально ли помилование?

Как ни странно, многие мыслители эпохи Просвещения считали помилование ненужным и даже вредным. Ведь в нем проявлялся тот самый королевский деспотизм, против которого они выступали, нарушался принцип разделения властей – в общем, рациональному устроению власти наносился ущерб.

Чезаре Беккариа, который одним из первых выступил против смертной казни, считал, что помилование постепенно должно отмереть. Почему? Потому что наказания должны стать более мягкими и соответствующими преступлению, и тогда миловать никого не придется – воздаяние будет человечным, но справедливым: «По мере смягчения наказаний милосердие и прощение становятся менее необходимыми. Счастлива нация, в которой они считаются вредными!»[170]

Английский философ-моралист Иеремия Бентам, полагавший, что общество должно добиваться наибольшего счастья наибольшего числа индивидуумов и неоднократно выступавший за смягчение наказаний и отмену пыток, при этом утверждал, что восхвалять милосердие государя – все равно что восхвалять хирурга, который позволяет пациенту погибнуть, потому что не отрезает у него ногу, охваченную гангреной[171].

В представлении Канта излишне суровое и излишне мягкое наказание в равной мере нарушали принцип справедливости[172].

Такие рассуждения совершенно понятны, логичны, рациональны – но в этом-то и дело. Снова и снова вспоминаются слова Руссо: «Сердце ропщет». Все вроде бы правильно в этих рассуждениях о гангренозной ноге, которую необходимо отрезать, чтобы спасти целое – безопасность общества и всех остальных его членов. Но человек-то не нога. В том, наверное, и заключается суть института помилования, что оно в какой-то мере противоречит рациональным рассуждениям.

Даже сегодня, когда понятие помилования прописано в законодательстве многих стран, нормы права определяют, кто имеет право даровать его и как должна проходить эта процедура, но не вопрос о том, за что можно, а за что нельзя миловать. Это должен решить сам милующий.