Право на жизнь. История смертной казни

Священник ушел, и сейчас же взошли несколько человек солдат к Петрашевскому, Спешневу и Момбелли, взяли их за руки и свели с эшафота. Они подвели их к серым столбам и стали привязывать каждого к отдельному столбу веревками.

Разговоров при этом не было слышно. Осужденные не оказывали сопротивления. Им затянули руки позади столбов и затем обвязали веревки поясом. Потом отдано было приказание: «Колпаки надвинуть на глаза», – после чего колпаки спущены были на лица привязанных товарищей наших. Раздалась команда: «Клац», и вслед за тем группа солдат – их было человек 16, – стоявших у самого эшафота, по команде направила ружья к прицелу на Петрашевского, Спешнева и Момбелли.

Момент этот был поистине ужасен. Видеть приготовление к расстрелянию и притом людей близких по товарищеским отношениям, видеть уже наставленные на них почти в упор ружейные стволы и ожидать – вот прольется кровь, и они упадут мертвые – было ужасно, отвратительно, страшно.

Сердце замерло в ожидании, и страшный момент этот продолжался с полминуты. При этом не было мысли о том, что и мне предстоит то же самое, но все внимание было поглощено наступающей кровавой картиной. Возмущенное состояние мое возросло еще более, когда я услышал барабанный бой, значение которого я тогда еще, как не служивший в военной службе, не понимал. «Вот конец всему!»

Но вслед за тем увидел я, что ружья, прицеленные, вдруг все были подняты стволами вверх. От сердца отлегло сразу, как бы свалился тесно сдавивший его камень. Затем стали отвязывать привязанных Петрашевского, Спешнева и Момбелли и привели снова на прежние места их на эшафоте. Приехал какой-то экипаж, оттуда вышел офицер – флигель-адъютант – и привез какую-то бумагу, поданную немедленно к прочтению. В ней возвещалось нам дарование государем императором жизни и взамен смертной казни каждому по виновности особое наказание[179].

В обоих случаях и Елизавета, и Николай I проявили милосердие, хотя и соединили его с жестоким спектаклем.

Помилование может вызвать возмущение родственников жертвы, если речь идет об убийстве, – хотя может и получить их одобрение. Но помилование – это свободное проявление властью, пусть даже самой жестокой, своего милосердия. Оно может быть выборочным, неравномерно распределенным, оно может даваться по разным причинам, которые не всем кажутся одинаково важными. Но милосердие облагораживает мир, и спасибо членам приставкинской комиссии за то, что они жалели заключенных. Не жалеть – дело совсем других людей.