Право палача (СИ)

— Мадам! — послышалось из коридора, — Господин Лейт приглашает вас отужинать.

— Скажите, что я спущусь через минуту! — обрадовалась Клавдия.

Она полагала, что к настоящему моменту её спаситель разжился новостями. Подобрав украшения к тёмно-фиолетовому платью, соответствующему лёгкой печали, юная графиня неспешно спустилась и её проводили в щедро освещённый зал.

Гордон Лейт снова приветствовал её, учтиво привстав с резного стула.

— Прошу к нашему столу! К сожалению, мой сын уже спит, и я представлю вас завтра. Произнесём же молитву и приступим. Раймус проклянёт меня, если подумает, что я плохо вас кормил.

Море всяческих яств наводняло стол, сервированный только для двоих. А это значило, что соединять длани в хвалебной молитве тоже полагалось двоим. Меценат осторожно взял над блюдами обе руки Клавдии, сказал пару слов и слуги перекрестились. «К дьяволу твоего сына! — подумала девушка, с аппетитом глядя на деликатные песочные корзиночки с солёной икрой, — Надеюсь, ребёнок и впредь будет есть где-нибудь отдельно».

Безопасность и приятная атмосфера дома вернула Клавдии её природное лукавство. Попивая старое вино, она украдкой следила за новым другом, объятым задумчивостью. «Бедненький рыцарь Гордон Лейт. Думает, приютил скромницу, оранжерейный цветок. Или умело играет роль? В любом случае, я благодарна за приключение и кров. С радостью понаблюдала бы за тем, как он смущается, думая, что некоторые его мыслишки могут оскорбить мою добродетель. Если бы от неё осталось хоть что-то».

— Чему вы улыбаетесь? — тихо спросил хозяин прекрасного дома, — Не думайте, не осуждаю! Лишь рад, что вы обрели душевное равновесие. Новостями я пока не располагаю и сам этим огорчён.

— О… — растерялась Клавдия, — Вкус этого соуса напомнил мне нечто приятное из детства.

— Коль это не тайна, я бы послушал, — он тоже просиял, подцепив вилкой кусочек пустившего сок бифштекса.

— Сущая ерунда, но она может развлечь вас, — мило хохотнула Клавдия.

После ужина девица с наслаждением выскользнула из вечернего наряда и упала на кровать. Понимая, что до утра ничего не решится, ибо спят все: негодяи и праведники, ангелы и черти, она усилием воли избавилась от мрачных мыслей. Когда дрёма, обеспеченная сладким вином и сытостью, стала наваливаться на неё тяжёлым одеялом, Клавдия вдруг подумала, что круглое окно напоминает исполинский глаз.

«Что ж, дорогой Лейт, я тоже буду за тобой наблюдать. Утро подарит новые мысли», — решила графиня и забылась беспечным сном.

II. Не платить за еду

Едва открыв глаза, Клавдия стала прислушиваться к звукам за окном. Она надеялась, что вдалеке уже гремят залпы ружей гвардейцев, приехавших восстановить порядок. Но снаружи разливалась тишина, только деревья шелестели остатками листвы. Настроение графини и так пострадало от лёгкого похмелья, а ускользающая надежда омрачила его окончательно.

Служанка принесла тёплую воду в медном кувшине и всё, что требовалось для умывания. Гостья стала вынимать из своего саквояжа различные средства во всевозможных флаконах и баночках. Вскоре они выстроились на туалетном столике, словно разномастный полк оловянных солдатиков. Очистив кожу, она начала привычно втирать их одно за другим.

Будучи ребёнком, Клавдия перенесла оспу и едва не оказалась в лучшем мире. Судьба пощадила её, с болезнью удалось справиться, но всё лицо осталось изуродованным. Рубцы и рытвины со временем не исчезли и вынудили научиться их прятать. Специально для этого Раймусы даже наняли художника, который подобрал маскирующим составам нужный цвет. С годами мастерство дало о себе знать: заметить следы кропотливого труда стало возможным только если подойти вплотную, чего не дерзал делать никто, кроме родственников.

В доме мецената всё же было слишком много света, он предательски очерчивал на коже каждый бугорок, угрожая выдать секрет. Графиня подумала, что весной и летом, должно быть, приятно впускать столько солнца в комнаты и залы, но теперь, в такую угрюмую пору, дни ненастны и куда больше ждёшь уютных вечеров, полных живого огня.

Когда с гримом было покончено, Клавдия надела утренний наряд, заколола волосы повыше и в голову ей пришло, что можно попробовать взбодрить чувства господина Лейта. Она отрезала тонкую красную ленту от шляпной коробки и завязала на шее. Яркая полоска на бледной коже холодного оттенка так и бросалась в глаза.

Ход оказался безупречным. Когда она явилась к завтраку, меценат, чуть рассеянный поутру, несколько секунд подбирал слова, затем нервно обхватил себя руками, будто не давая воли слишком сильному порыву восхищения.

— О, да. Соболезную вам, мадам. И вместе с тем, вы носите наш символ! Право, я тронут!

— Как же иначе, господин Лейт? — с деланым равнодушием отозвалась Клавдия. — Прошлый день дорого мне стоил. Все мы под ударом. Если двор падёт, ровно по этой линии наши головы отделят от тел. Появились ли новости о моих родителях?

— Увы, пока ничего существенного узнать не удалось. В обед произведут допрос, после него многое решится.