Право по рождению

Я была практически у берега, когда кто-то выкрикнул мое имя:

— Аня Баланчина!

Я обернулась. Это была миссис Кобравик.

— Аня Баланчина, остановись!

Во внутреннем споре я решала, бежать мне обратно или попытаться усыпить ее, или просто учесть свои шансы и продолжить двигаться вперед. Я осмотрела морской берег вдоль и поперек. Гребной лодки, которая должна была отвезти меня на остров Эллис, еще не было, и должна признаться, идея усыпить эту женщину привлекала меня.

Я обернулась. Миссис Кобравик бежала ко мне. Я услышала шипение электрошокера.

— Стоп!

Ее электрошокер превосходит мой шприц.

Я рванула к воде.

— Ты утонешь! — завопила миссис Кобравик. — Ты замерзнешь до смерти! Ты заблудишься! Аня, все не так уж плохо! Ты думаешь, что находишься в отчаянной ситуации, но мы над этим поработаем!

Я увидела прожекторы острова Эллис. Они были на расстоянии более полумили, и живя во время чрезвычайных водных ограничениях, пловец из меня вышел не очень. О плавании я знала достаточно, понимая, что водная миля чувствуется десятью милями на суше. Но какой у меня был выбор? Или сейчас, или никогда.

Я нырнула.

Только перед тем как моя голова погрузилась в воду, я подумала, что услышала, как миссис Кобравик желает мне удачи.

Вода была ледяной. Я почувствовала как сжались мои легкие. При плавании мой больничный халат вздымался, и возникло ощущение, что он топит меня. Я развязала его. Не имея на себе ничего, кроме нижнего белья, я поплыла в темноте.

Я пыталась вспомнить всё, что когда-либо читала или слышала о плавании. Дышать было важно. Не пускать воду в легкие. Плыть прямо. Ничего другого мне в голову не приходило. Неужели папа никогда не говорил о плавании? Он говорил на любую тему.

Я игнорировала холод.

Я игнорировала свои легкие и свое сердце.

Я игнорировала свои больные конечности.

И плыла.

Дыши, Аня. Плыви прямо, продолжала я говорить себе, гребя руками вперед и двигая ногами.

Я проплыла почти три четверти пути к острову Эллис и почти исчерпала свои силы, когда в моей голове возник голос папы. Я не знаю, говорил ли он это на самом деле, или же я начала сходить с ума. Его голос сказал:

— Если кто-то бросает тебя в бассейн, Анни, единственное, что нужно сделать — не утонуть.

Плыть.

Дышать.

Не утонуть.

Плыть.

Дышать.

Не утонуть.

И через час я почувствовала что приплыла. Забравшись на скалы, закашлялась. Но мне нужно было идти. Возможно, я отстаю от своего плана и мне не хотелось пропустить вторую лодку. Руками попыталась определить масштабы скалистого утеса. Мои конечности и голый живот порезались об острые камни, но так или иначе я смогла это сделать.

Когда я попыталась встать, мои ноги стали скользкими и бесполезными. Было больно, в горло и легкие попала влага. И все же я была жива. Я бежала по берегу, пока не нашла лодку, которая меня спасет — моторную лодку с написанным на боку с названием «Морская Игла». Матрос отвел глаза, увидев мою частичную наготу.

— Простите, мисс. В сумке для вас есть одежда. Я не знал, что вы натолкнетесь на меня практически голой.

Матрос завел лодку и мы отправились в Нью-Джерси.

— Мы чуть не разминулись, — сказал матрос. — Я уже собирался уезжать.

В брезентовом мешке, который мне доставили, я нашла одежду для мальчика: рубашка, новая мальчишеская кепка, пара серых штанов с подтяжками, пальто и большой кусок марли, пара круглых очков, поддельное удостоверение личности на имя Адама Барнума, немного денег, усы и театральный клей, и, наконец, ножницы. Сначала я надела одежду. Я закрутила волосы в пучок и спрятала под кепкой. Мне стало не по себе. Я спросила у моряка, есть ли у него зеркало. Он кивнул в сторону каюты внизу. Я спустилась, взяв с собой ножницы, марлю и усы.

Кабина освещалась единственной лампочкой, а зеркало было шесть дюймов в диаметре и изъедено морским воздухом. Тем не менее, мне нужно было это сделать. Я намазала клеем верхнюю губу и прижала усы. Я стала меньше похожа на себя, но моя маскировка еще неубедительна. Волосы придется постричь.

Я разложила сумку, чтобы отрезанные волосы попадали в нее. Я редко подстригалась, и уж конечно никогда не подстригалась сама. Я задумалась о ладони Вина на голове, но только на секунду. Здесь нет времени для сентиментальности. Я взяла ножницы и менее чем через три минуты подстриглась, оставив дюйм вьющихся волос. Шеей и черепом я ощутила пустоту и холод. Я посмотрела на себя в зеркало. Моя голова выглядит слишком круглой, а глаза стали моложе. Я надела шляпу. Шляпа, мне кажется, это подсказка.

В шляпе я не похожа на Аню Баланчину. Если смотреть в профиль, то я похожа на своего брата.

Я примерила очки. Вот, уже получше.

Я отошла назад, чтобы увидеть себя больше в крошечном зеркале.

Одежда была достаточно мальчишеской, но что-то было не то.

Ах да, грудь.

Я расстегнула рубашку и плотно обмотала марлей грудь — повязка жалила пораненную об скалу кожу — и застегнула рубашку обратно.

Я изучила себя.