Право последней охоты

Все кончено. Все, что было, да и все, что могло бы быть — все бесследно сгинуло в туманной дали прошлого. Будущее, как скальпелем отсеченное зарядом дроби, выскользнуло из его рук и умчалось дальше. Остался только сухой серый песок чужих вероятностей, тонкими струйками утекающий между пальцев.

Иган выудил из памяти два самых свежих воспоминания под именами «Орана» и «Кехшавад» и мысленно поставил их перед собой. Разбуженная горечь сожаления больно заколола в груди. Любовь и ненависть — два крайних полюса человеческих чувств. Как два последних гвоздя в крышке гроба накрепко засели они в его душе. Как два ангела на мраморном надгробии застыли они перед ним с немым укором в глазах.

— Кербер!

— Я слушаю.

— Если я соглашусь… если стану тобой… — Иган никак не мог толком сформулировать свой вопрос, — я останусь… ну, я буду что-нибудь помнить?

— К сожалению ли, или к счастью, но да, поскольку твои знания и твой опыт по сути сотканы из совокупности всех событий, что происходили с тобой в течение жизни. Начисто стерев твою память, мы лишимся и твоих профессиональных навыков. Так что, в отличие от остальных, кто поднимается на Другой Берег, ты свои воспоминания сохранишь. Но не волнуйся, они более не будут восприниматься как нечто личное. Скорее как еще одна страница в бесстрастном учебнике истории. Эмоции в нашей работе — плохой советчик.

— А другие, выходит, начинают следующий этап «с чистого листа»?

— Да, таковы правила.

— И Орана?

— Разумеется, поэтому не сожалей о ней. Она уже забыла тебя. Отпусти ее и ты.

— Тебе легко говорить… — Иган подбросил в воздух горсть песка и следил, как неторопливо оседает серебристая пыль.

— Я тебя не тороплю. До тех пор, пока твоя душа отягощена думами о былом, ты не сможешь стать полноценным Стражем.

— Но ты же сам сказал, что прошлые чувства и эмоции более не будут меня беспокоить!

— Но ты все еще цепляешься за некоторые из них, как за якоря, не желая расставаться со своей прежней жизнью. Пока ты сам с ними не разберешься, дальнейший путь тебе закрыт.

— Какие еще якоря?

— Любовь к Оране, Ненависть к ее убийце и Сожаление о Проклятии, что вы навлекли на земли Восточного Предела.

— Терпеть не могу неоплаченные долги! — согласился Иган.

— Я тебя прекрасно понимаю. То, как мы после себя наследили, меня также изрядно огорчает. И маленький осколок моей тени все еще остается там. И это как-то… неопрятно.

— Осколок шипа? Он наверняка сейчас у Саира. Что тебе мешает его забрать?

— Увы, моя тень остается в Мире Живых лишь до тех пор, пока я не сражусь с теми, кто меня призвал, — Иган почти видел, как при этих словах Кербер, извиняясь, пожал плечами… или что там у него вместо них, — Ты был последним из вашей группы, и теперь ты здесь. Я смогу вернуться в ваш мир только если меня снова кто-нибудь вызовет на поединок.

— Что же делать?

— Думаю, в этой ситуации мы с тобой можем помочь друг другу.

— Каким образом?

— Путь в Мир живых для меня закрыт, но ты еще можешь туда вернуться.

— Что!? — Иган рывком сел, вытрясая из волос набившийся в них песок, — Вернуться!? Как!? Ты же сам говорил, что это невозможно!

— У любого правила есть исключения.

— А поподробнее?

— Душа Стража должна быть абсолютно чиста от терзаний и сомнений, поэтому Преемнику даруется право Последней Охоты. Ты можешь один-единственный раз пересечь Реку Мертвых в обратном направлении, чтобы попрощаться с теми, кто тебе дорог и отдать последние долги.

— Вот как, значит! — нахмурился Иган, — почему же ты мне сразу об этом не сказал?

— Потому что к исключениям следует прибегать только в самом крайнем случае. Иначе от правил ничего не останется.

— А ты, брат, оказывается, жулик! — Иган поднялся на ноги и повернулся к водной глади, — что от меня требуется?

— Ты знаешь, где осколок?

— Догадываюсь.

— Верни его мне, и с Проклятием будет покончено навсегда. Сожалеть тебе будет более не о чем.

— Хорошо, но как быть с Любовью и Ненавистью?

— Я буду тебе крайне признателен, если ты заодно уладишь и эти два момента. Другой возможности тебе уже не представится.

— Постараюсь.

— Хорошо, — удовлетворенно сказал Кербер, — но нам все же следует соблюсти ритуал.

— Какой?

— Несложный. Я задам тебе традиционные вопросы, ты ответишь на них и все.

— Давай.

— Что ж, — Страж беззвучно прокашлялся, и его голос обрел вдруг удивительную глубину, и отрешенность, загремев новыми гармониками, от которых хотелось то вытянуться по стойке «смирно», то в благоговейном ужасе рухнуть на колени, — Иган-Охотник, отрекаешься ли ты от страстей и страхов, что присущи живым?

— Да, — в воображении Игана его прошлая жизнь откололась и дрейфующей льдиной заскользила во тьму.

— Иган-Охотник, обязуешься ли ты блюсти чистоту и праведность путей, по которым ступают мертвые?

— Да, — падающей звездой промелькнула и погасла мысль о том, что по-прежнему любимая, но уже забывшая его Орана тоже где-то там, на этих самых путях.

— Иган-Охотник, станешь ли ты Стражем недремлющим, что хладным лезвием отсекает одно от другого?

— Да.