Право последней охоты

Что ж, настало время вспоминать. Иган перевернул очередной лист. Созерцание его эмоциональных выбросов, выраженных в сумбурной графике, причиняло почти физическую боль, но он продолжал смотреть, неторопливо перелистывая пожелтевшие страницы.

Шипы, когти, развевающиеся ленты, плавно переходящие в струи тумана, плавные изгибы чешуйчатой брони и снова рога, когти, клыки … С черно-белых рисунков буквально хлестала неудержимая ярость, так и рвущаяся преодолеть пределы бумажной плоскости и дотянуться до него, до Игана. Он знал причину этого сумасшедшего бешенства, у него в ушах до сих пор стоял оглушительный рев, полный злобы и отчаяния, раздавшийся в тот миг, когда Иган шагнул с обрыва. В тот миг, когда он ускользнул от предначертанной ему судьбы.

Эрамонт его не забыл, не простил и продолжал преследовать везде, где только мог. Даже во снах.

Взглянув на следующий рисунок, Иган испытал чувство, будто под занесенной ногой не оказалось очередной ступеньки. В то время как предыдущие наброски пылали жгучей, яростной агрессией, тут, напротив, царила почти умиротворенная тишина. Все те же исполинские иглы, вздыбившиеся наслоения чешуи и ряды острых как скальпели зубов, но все это неожиданно замерло, точно осознав бесплодность всех попыток что-либо изменить. В четких уверенных линиях, техника которых была Игану совершенно несвойственна, проступала огромная, чуть повернутая голова. В самой середине листа, в окружении крошек от поломанных грифелей, сверкал огромный бездонно-черный глаз. Казалось, что в играющих на нем бликах, если присмотреться, можно разглядеть отражение скрюченной человеческой фигурки. Все изображение дышало скрытым напряжением, странным образом напоминая сжатую до предела пружину. Этот, последний рисунок олицетворял собой одно-единственное слово.

Ожидание.

Захлопнув альбом, Иган некоторое время сидел неподвижно, глядя в одну точку перед собой. Он поднял руки и помассировал гудящие виски, обнаружив, что весь взмок.

— Ничего, уже скоро, — проговорил он вполголоса, — потерпи еще немного, я уже иду.

Леонард взял в руки по ящику, каждый из которых Иган, кряхтя от натуги, вытаскивал из дома волоком, и понес их к распахнутому зеву грузового трюма «Сапсана».

Ангар укатили еще вчера, и теперь освободившийся от пеленок монтажных лесов корабль грелся на теплом утреннем солнышке. Ползающие по его мускулистой спине рабочие сворачивали брезентовое полотнище, которым яхту накрывали на ночь. Ткань колыхалась и хлопала на ветру, перекатываясь пухлыми волнами.

Переплетения удерживающих покрывало канатов, суетящиеся рабочие, их перекрикивания, нагромождения ожидающих погрузки тюков и ящиков — Игану подумалось, что все это удивительно напоминает последние приготовления к отплытию какого-нибудь старинного барка. Если закрыть глаза, то вполне можно представить себе, что это паруса полощутся на ветру, а сигналы снующих по посадочному полю погрузчиков — крики чаек. Недоставало лишь плеска бьющихся о причал волн.

— Эй! Берегись! — крикнул кто-то, и Иган открыл глаза. Последние тросы сняли с креплений, и освободившийся брезент заскользил по гладкому борту, свалившись на бетон постепенно оседающей кучей и открыв взорам окружающих все великолепие «Сапсана».

Чуждый дешевой мишуры, он не засверкал на солнце начищенными до блеска боками, что было характерно для большинства подобных яхт. Он слишком хорошо знал себе цену, чтобы размениваться на подобные мелочи.

Матово переливающаяся сетка плиток теплоизоляции покрывала весь его словно распираемый сдерживаемой внутренней мощью корпус. Кромки крыльев и ребер радиаторов тускло светились свежей графитовой мастикой. Солнечные блики, нарезанные створками защитных жалюзи на тонкие полоски, плясали на стеклах кабины. Весь внешний вид «Сапсана» говорил о его полной сосредоточенности на поставленной задаче и знающего человека он вполне мог повергнуть в благоговейный трепет.

Скинув свои одежды, яхта, как обнаженная женщина, вызывала почти сексуальное возбуждение. Все корабли типа «взлет-посадка», несмотря на то, что могли играючи глотать сотни световых лет, тем не менее, вынуждено подчинялись ограничениям, налагаемым необходимостью прокалывать тонюсенькую кожуру планетной атмосферы. И Иган даже порадовался тому, что неумолимая аэродинамика диктовала конструкторам свои жесткие условия, придавая яхтам столь прекрасную в своем совершенстве форму.

Припавший к земле, словно изготовившись к броску, силуэт, прижатые к бокам острые крылья, хищно изогнутый клюв носового обтекателя — каждая деталь сполна оправдывала данное яхте грозное имя. «Сапсан» действительно выглядел огромной хищной птицей, стремительной и опасной. Иган и сам не заметил, как затаил дыхание, подсознательно ожидая, что она вот-вот сорвется с места и кинется в атаку.

— Борт 3852 «Сапсан», — загремел казенный голос из репродуктора, — вам дается разрешение на взлет. Время — минус два часа.

— Да, — Иган коснулся засунутого во внутренний карман куртки альбома, и кивнул собственным мыслям, — теперь уже скоро.