Право сильного

— А-а-а, значит со светом!!! — облегченно улыбнулась Илзе, быстренько отошла до ветру за ближайшую скалу, а когда вернулась, задумчиво посмотрела на меня: — Хм, а палки тебе не понадобятся?

— Зачем его милости палки? — хохотнул неунывающий Горен. — Все равно он рук давно уже не чувствует…

— Я тяжелая, да? — ужаснулась Илзе, услышала наш дружный хохот и врезала меня кулачком по груди: — Вы у меня дошутитесь! Поубиваю!! Всех!!!

— Если устанут руки — не вздумай терпеть, ладно? — отсмеявшись, негромко попросил я. — А то если грохнешься, да еще и на полной скорости — мне будет лень за тобой подниматься…

— Если устанут руки — не вздумай терпеть… — в унисон мне ответила она. — Я пересяду за спину кому-нибудь е-…

— Илзе?! — возмущенно воскликнул я. — Ты чего?!

— Ну… вдруг, они не такие ленивые, как ты?

…Первые несколько минут спуска, пока я привыкал к отсутствию палок и лишнему весу за спиной, Илзе сидела тихо, как мышка. А потом, когда я чуть прибавил скорость и понесся вниз по ущелью, она начала повизгивать. Сначала — тихо. Потом — чуть громче. А когда я намеренно разогнался до свиста в ушах, взвизгнула на весь Ледяной хребет и… расхохоталась. В ее смехе было столько детской радости и счастья, что я не удержался и начал валять дурака — выписывал совершенно ненужные дуги, подпрыгивал на пригорках и иногда вырывался вперед, обгоняя воинов с факелами.

Кстати, они, почувствовав мое настроение, тоже вели себя соответственно: Горен, скользивший первым, расставил в сторону руки и начал изображать птицу, Колченогий Дик поджал левую ногу и ехал на одной лыже, а Клайд, забыв о том, что он десятник, размахивал факелом так, как будто пытался его потушить.

— И… часто… вы… так… катаетесь?! — в какой-то момент, почти прижавшись губами к моему уху, прокричала Илзе.

— Каждую зиму… — ответил я. Потом подумал и добавил: — Если, конечно, проводим ее в Вэлше…

…Веселье продолжалось почти до полуночи. Точнее, до момента, когда факел в руке Горена вырвал из темноты покосившийся тын и я понял, что мы проезжаем Волчье подворье.

Не знаю, почему, но увидев темные окна ближайшей избы и снежный холмик, выросший на видавшей виды телеге, я вдруг вспомнил мальчишку по имени Суор, когда-то сообщившего мне о захвате Запруды Иарусом Молниеносным, и решил выяснить его судьбу.

Замедлил ход, подкатился к околице, ссадил со спины Илзе и, отвязав от сапога правую лыжу, провалился в сугроб до середины бедра.

— Ты куда, Ронни? — как обычно, почувствовав мое состояние, тихонечко спросила супруга.

— В прошлое… — неожиданно для самого себя ответил я, затем увидел, что она зябко поежилась, и коротко пересказал ту историю.

Илзе понимающе кивнула:

— Правильно. Я иду вместе с тобой…

Возражать я не стал — перемахнул через ограду, затем помог перебраться жене, добрался до расчищенной дорожки, ведущей от ворот к крыльцу и, поднявшись по рассохшимся ступенькам, постучал в дверь:

— Эй, хозяева, есть кто дома?

Через несколько мгновений в избе что-то громыхнуло, а потом до меня донесся чей-то надсадный кашель и недовольное ворчание:

— Ну, есть… А шо?

— Это граф Аурон Утерс. Хочу задать пару вопро-…

— Гра-… Хто?! Утерс?! — ошарашенно воскликнули в избе, а через миг там громыхнуло еще раз. На этот раз — погромче. Затем заскрипели петли двери, отгораживающей сени от комнаты, во входную дверь что-то с размаху влетело, и я, отшатнувшись в сторону, еле уклонился от распахивающейся створки.

— Доброй ночи, ваша светлость!!! — склонившись в три погибели, протараторила сухонькая старушка, одетая в видавшие виды нижнюю рубашку и огромные, не по ноге, валенки. — Милости прошу, проходите…

Отказываться я не стал: на улице было весьма морозно, а старушка была не одета. Поэтому прошел внутрь, дождался, пока зайдет Илзе, и плотно прикрыл за собой дверь.

Тем временем хозяйка избы добралась до печи, сдвинула в сторону заслонку и, ткнув в подернутую пеплом алую россыпь углей лучинкой, развернулась ко мне:

— С ума сойти, и вправду Утерс! Ой!!! А чего-эт я стою?! Ща…

Увидев, что старушка, упав на колени, принялась протирать рукавом единственный табурет, я скользнул к ней, подхватил под тоненькие локотки и аккуратно поставил на ноги:

— Скажи, матушка, могу я увидеть мальчика по имени Суор, сына дровосека, погибшего около Запруды?

— А чо-ж нет-то? — удивилась хозяйка избы. — Вона-он, у Марыськи-голоштанной в сенях-эт ночует…

— В сенях? Зимой?! — не поверила Илзе.

— А чо, тама-эт, тепло, да-й тулуп у него… ниче еще… справный…

— Как мне найти избу этой вашей Марыськи? — перебив старушку, рявкнул я.

Поняв, что я гневаюсь, хозяйка избы сорвалась с места и, как была, в одной нижней рубашке, бросилась к выходу:

— Пойдемте со мной, ваш-светлость! Я покажу!!!

Пошел. После того, как заставил одеться. А через пару минут стучался в дверь избы побольше и позажиточнее.

Тут откликнулся не один голос, а сразу три: мальчишеский, из сеней, визгливый женский, явно принадлежащий той самой Голоштанной, и мужской, низкий. Тембром чем-то похожий на голос Воско Иглы.