Право Света, право Тьмы

Отец Арсений осторожно, чтоб не потревожить, стянул с жены валенки и одежду, взял на руки и перенес в спальню. Ольга даже не шелохнулась, видимо, сон у нее от пережитого потрясения был куда глубже, чем обычный. Дьякон уложил жену на кровать, укрыл одеялом, посмотрел на часы и понял, что самому спать ложиться уже нет смысла. Поэтому взял с книжной полки жены первую попавшуюся книжку (попался «Град обреченный») и на цыпочках удалился на кухню — пить чай и читать классику советской фантастики.

А Ольга видела сон — пространный и яркий, словно кинофильм. Будто бы они с Зоей идут по дороге, проложенной в лесу. Стоит ранняя осень, деревья с обеих сторон дороги чуть тронуты золотом и пурпуром увядания. Воздух терпко пахнет сосновыми иглами и грибами, кругом разлита дивная тишина, нарушаемая только шорохом подошв. Ольга видит, что они с Зоей одеты совсем по-простому, как паломницы — в длинные темные юбки из дешевого трикотажа, в затрапезные кофты, башмаки без каблуков, а на головах повязаны одинаковые ситцевые платочки — синие в мелкую белую крапинку. Ольга хочет возмутиться, что в таком виде даже и на паломничество нельзя выходить, слишком уж убого, но потом передумывает: сон есть сон, во что он тебя одел, то и носишь.

Они шагают, а дорога все разматывается впереди серой холстинной скатертью, все выстраиваются в ряды высокие сосны с красно-бронзовыми стволами, небо расцветает закатным багрянцем и окрашивает всю землю в тревожно-яркие тона.

— Куда мы идем? — спрашивает Ольга у подруги.

— Разве ты не помнишь? — удивляется Зоя. — Мы идем в монастырь. Поклониться тамошним святыням.

— А в какой монастырь? — не отстает Ольга с вопросами.

— Свято-Казанский, что в за Оболонской пустошью.

Ольга опять удивляется. Оболонская пустошь — место, от города Щедрого недальнее;, но сроду не было поблизости от него никакого монастыря!

— Есть, он и всегда был. — Зоя словно услышала немой Ольгин вопрос— Просто не всякому сей монастырь явлен. Потому что в нем спасают душу покаянием такие великие грешницы, что простой ум человеческий от них отшатнулся бы в ужасе…

— Грешницы? Значит, монастырь женский?

— Да. Вот, смотри — он уж перед нами.

И впрямь лес расступается, а дорога струится лентою вниз — к низине, в которой лежит, словно россыпь ослепительно белого колотого сахара, монастырь с высокими колокольнями и сияющими золотом куполами.

— Как красиво, — шепчет Ольга, любуясь.

— Да, — соглашается Зоя.

Нежно и печально в монастыре ударяют к вечерне. Колокольный звон, невесомый, смиренный, плывет над верхушками деревьев и гаснет, как давнее и дорогое сердцу воспоминание.

— Поспешим, — говорит Зоя. — Нам нужно после службы еще встретиться с одним человеком.

— Хорошо. Послушай, Зоя, а разве тебе можно входить в монастырь? В смысле, это тебе не повредит?

— Нет, — улыбается Зоя, и в улыбке ее нет печали. — В этот только монастырь и можно войти таким, как я. Ты поймешь. Позже.

Они подходят к монастырским воротам. Безлюдно и тихо; горит лампада синего стекла перед надвратным образом Казанской Божией Матери. Ольга крестится, спрашивает Зою:

— Нам будет где остановиться на ночлег? Зоя кивает. Лицо ее восторженно и светло. Паломницы идут по территории монастыря, хотя лучше сказать — «движутся в его пространстве», потому что издали казавшийся маленьким монастырь на самом деле огромен. В центре стоят почти вплотную друг к другу три храма. Первый— солидный, крепкий, пятиглавый, с куполами, напоминающими богатырские шлемы. Второй похож на шкатулку — продолговатый и с выгнутой крышей, увенчанной одним куполом, да еще с высокой колокольней. Третий храм — маленький, хрупкий, с крошечным куполом-луковкой и крышей, напоминающей взъерошенное птичье крыло. Возле храмов на огромных клумбах доцветают пышные разноцветные георгины, хризантемы, бархатцы и настурции. Бродят по выложенным плиткой дорожкам голуби, воркуют, потукивают носами о камень, словно тщатся выковырнуть из него лакомый кусочек.

Ольга оглядывается. Везде царит белизна и чистота, кажущаяся еще более яркой от контраста с цветами на многочисленных клумбах.

Зоя поясняет, указывая рукой:

— Там кельи рясофорных инокинь. Там — живут и подвизаются схимонахини, но к ним не положено, они очень строго блюдут одиночество и молчание. А вон — кельи для послушниц и рядом монастырская гостиница, там мы и остановимся на ночлег.

— А это?

— Это часовня в честь иконы Божией Матери «Живоносный источник». Часовню построили над родником, который давно пробился здесь сквозь землю по молитвам первой насельницы этого монастыря. Вода источника целительна, она врачует душу от печали и укрепляет тело. Мы потом пойдем туда. А сейчас давай зайдем в храм, поблагодарим за то, что мы сподобились попасть в это святое место.

— В какой из храмов? — уточняет Ольга.

— В этот. — Зоя указывает на храм-шкатулку. — Церковь в честь священномученика Киприана и мученицы Иустинии. Нам именно в него.

— А почему не в другие?

— Не знаю, — пожимает плечами Зоя. — Просто чувствую, и все.