— Верно, — тонко улыбается сестра Валерия, и улыбка на ее изуродованном лице смотрится ужасно. — Но она
— Боже мой… — прошептала Ольга.
— Одна из дочерей тоже начала считать себя ведьмой, как и мать. Другая, однажды получив нервное потрясение, решила, что ее приятель — вампир. А сын…
Сестра Валерия замолчала и долго так сидела, глядя в занавешенное сумерками окно. Потом заговорила снова:
— Сын захотел стать Богом. Он захотел несуществующее сделать как существующее. Он поверил в то, что найдет дорогу в мир, который подвластен только ему.
— И что же? — Ольга, сама того не замечая, плакала.
— Они слишком сильно погрузились в бездну своих мечтаний. И однажды… Но это тяжело рассказывать в подробностях. Случилась трагедия. Муж и сын этой женщины в одночасье погибли, на ее глазах, и она не сумела их спасти, потому что это уже были не мечты, а настоящая жизнь, где от смерти не избавит никакая магия. Эта женщина выжила, но с тех пор, с того самого момента, когда смерть стояла рядом и леденила ее лицо, женщина прозрела. И поняла, как жестоко и преступно она ошибалась. Она обратилась к своим дочерям, умоляя их оставить все занятия магией и никогда, никогда более не оскверняться прикосновением к этой дьявольской уловке, но они ее не послушали. Потому что были слишком взрослые и не хотели менять своего пути. И тогда она ушла. Она решила умереть для всего мира и жить только покаянием. Эта женщина узнала о том, что существует на земле место для таких, как она, — ослепленных, но потом прозревших. Теперь ее жизнь — в вере, покаянии пред Богом, которого раньше она отвергала, и в молитве, которой надо учиться. Она умертвила свою ведьму, а Бог оживил ее душу — для новой жизни.
Сестра Валерия умолкла. Ольга не знала, что сказать, эта история жгла ее сердце. Но тут заговорила Зоя, и голос ее дрожал:
— Эта женщина… Она приняла крещение?
— Да, — кивнула сестра Валерия. — Ведь она отвергла свое прежнее злочестие, она уверовала. И что могло помешать ей креститься?
— Но как же?..
— Да, это было нелегко. Когда она крестилась, вода из купели обожгла ее так, как обжигает кислота. Но в душе ее было ликование, и она поняла, что эта боль — боль оттого, что в ней умирает ветхий человек и рождается новый.
— И у вас эти шрамы от святой воды? — со страхом воскликнула Ольга.
— Как вы могли такое подумать, — улыбнулась монахиня. — Об ожоге я сказала в фигуральном смысле, для пущей красивости речи. Простите меня за это. А шрамы у меня с тех пор, как я обварилась кипятком в нашей монастырской котельной. Надо мной трубу прорвало. Это давно было, я тогда еще только получила рясофор.
— Ох…
— Ничего. Зато теперь проблемы внешности совсем не беспокоят. Зоя…
— Да?
— Я ведь рассказала эту историю для вас. Для того, чтобы вы поняли: очень часто мы — это то, что мы сами о себе думаем и мним. Если мы думаем о себе, что мы люди, то и поступаем, как люди. Если же мы возомним себя оборотнем, или ведьмой, или вампиром, мы будем жить, чувствовать и поступать так, как сами себе внушили. Более того. И люди вокруг нас однажды увидят нас именно такими, какими мы себя им показываем. И если мы упорно показываем, что мы оборотни, — то они увидят в нас оборотней. А на самом деле…
— Но я на самом деле оборотень! — закричала Зоя. — Я не хочу им быть, но я ничего не могу с собой поделать!
— Не хочешь — и не будешь, — сказала сестра Валерия. — Говоришь, ты оборотень? Перекинься. Не стесняйся меня. Встань и перекинься.
Зоя вскочила, глаза ее горели.
— Вы хотите сказать, что если я не захочу, то и не стану зверем?
— Да. Потому что на самом деле нет никаких чар. Есть свободная воля человека, данная ему Богом. И это то, что победит любого зверя.
— Но я не могу креститься! Не могу прикасаться к серебру! Крест жжет меня!
Сестра Валерия улыбнулась и взяла Зою за руку.