Саран нагнала разносчика в конце коридора. Слева была просторная комната — мастерская Нелли, где та обычно принимала клиентов, справа — ванная. Саран остановилась. Обе двери были плотно закрыты, но лисий нос все же уловил странный запах. Сладковатый, навязчивый. Сандал, амбра… и что-то цветочное, что казалось очень знакомым, вертелось на языке, но никак не давалось. Будь это квартирой шамана или демона, запах был бы вполне уместным, но в квартире стилиста? Здесь должно пахнуть ацетоном, горячим воском и простыми ароматизаторами — лавандой, клубникой, ванилью.
Слева запах был сильнее. Саран подняла глаза на своего компаньона. Он был почти на голову выше ее, тощий, как цапля, с сильно выпирающим кадыком. Под подбородком клочок щетины — не заметил, когда брился. Скорее всего старшеклассник, решивший заработать во время каникул на новый смартфон. Если что-то действительно произошло, толку от него будет немного. Саран подошла к самой двери мастерской и сделала еще один глубокий вдох. Запах тут действительно ощущался сильнее и ничего хорошего не предвещал. Она медленно повернула ручку. Открыла дверь. Вошла.
Залитая солнцем мастерская Нелли. Зеркальные стены, стеклянные шкафы с одеждой и полки с баночками и тюбиками, столик на резных ножках и крутящийся, меняющий высоту табурет перед ним. Дверь, ведущая во вторую комнату, служившую Нелли спальней. Разноцветный пол. Неужели новый ковролин? Нелли. Яркие краски на ее лице: небесно-синяя, алая, желтая. Какие-то фигуры, геометрические и растительные. Ромбы, круги, прямые линии, как будто веточками расходящиеся от ее скул к вискам, от переносицы ко лбу, от яремной впадины к плечам, от пупка к ребрам. И маленькие цветные точки на концах веточек, как листочки. С тела Нелли линии переходили на пол и продолжались на нем, сплетаясь, сливаясь, перемешиваясь, распускаясь бутонами цветов. Яркая, ненормально яркая картина жизни. Так, наверное, мог изобразить весну шизофреник.
Удивительно, что Саран вообще смогла заметить тело Нелли в этом буйстве красок, настолько неотделимо оно было от остального узора. В этом единстве было что-то магическое. И это было красиво. Если может существовать злая, тошнотворная красота, то это была именно она. Саран будто приросла к месту, не в силах сделать шаг, не в состоянии ступить на разукрашенный пол мастерской. Так и стояла на пороге, смотрела. Ее глаза, словно заблудившись, продолжали бесконечное путешествие по загадочному узору, вновь и вновь проходя по его изгибам и узлам. От Нелли. К Нелли. По Нелли.
Лицо той было странно отрешенным, Саран все никак не удавалось поймать его выражения. Страх? Удивление? Нет, черты Нелли не были искажены, но это и не было покоем спящей, скорее непонятным и неуместным равнодушием, полным отсутствием какой-либо эмоции, мысли.
Теплая волна коснулась щеки Саран, как будто мягкой лапой провела по скуле, шевельнула волосы за ухом. Амулеты — три деревянных фигурки на простом медном браслете и медальон из слоновой кости — предупреждающе завибрировали, и Саран инстинктивно рванула назад. Спину и правый бог обжег горячий воздух. Со следующим вздохом он пробрался в легкие. Саран упала на четвереньки, попробовала ползти, но непослушные ноги запутались в длинной юбке. Тогда Саран прижала ладони к полу и подтянулась, тем самым выиграв еще полметра. Несколько раз кашлянула, выталкивая из легких внезапно ставшую густой горячую массу.
Все-таки не стоило одной заходить в квартиру. Или почти одной.
Саран обернулась ко входу в мастерскую. Разносчик стоял на том же месте, что и в момент, когда она открыла дверь. Он смотрел прямо перед собой, и его сотрясала крупная дрожь. Кажется, он пытался что-то сказать. Или закричать? Сведенные судорогой челюсти отказывались разжиматься, с губ молодого парня сорвалось лишь полушипение-полустон, похожее на задушенное карканье попугая, угодившего в лапы голодной пантеры. И еще, и еще. Дрожь становилась все сильнее, переходя в настоящий припадок. Наконец ноги его не выдержали, и он упал, по-прежнему продолжая биться — руками, затылком, ногами, странно выворачивая колени… Он то и дело вскидывался, словно пытаясь вывернуться наизнанку.
Саран снова закашлялась. Грудь продолжало саднить, как от ожога. И, кажется, у нее начались галлюцинации. Казалось, хищные ветви узора тянутся через порог, охватывают щиколотки бьющегося в агонии юноши, колени, бедра, сплетаются с пальцами рук, поднимаются выше… Саран попробовала отползти подальше, но тело плохо слушалось.
Только бы не потерять сознание! Не отключайся, думай, думай, слушай, дыши!