Право учить. Работа над ошибками

Это правда, днём корабельщики ходили в одних только штанах, благо погода стояла тёплая и солнечная, и грех было напяливать на себя несколько одёжек сразу. Но, честно говоря, мало какая женщина разделила бы недовольство Валы: Наржаки вполне могли позволить себе появиться на публике без рубашек. Не слишком высокие, плотно сбитые, загорелые почти до черноты, с мышцами не слабее корабельных канатов, разве только Малой не успел набрать много мяса на костях, а Старый уже начал усыхать. Похожие друг на друга, с выбеленными солнцем волосами и вечно прищуренными глазами, от уголков которых разбегались к вискам у кого морщинки, а у кого пока только упругие складочки, с упрямо выдающимися вперёд подбородками и скупыми движениями, речники, уверен, пользовались женским благоволением во многих городках, на рейде которых бросала якоря «Сонья». И уж тем более ни один из Наржаков не выглядел клятвопреступником, готовым покуситься на честь женщин, с которыми заключил договор о перевозке. Служанке невзначай напекло голову? Брала бы пример с госпожи: та стоит у борта и спокойно смотрит на воду… Вернее, смотрит куда-то, потому что, по своему обыкновению, прячет лицо под кружевом накидки.

Наверняка в голове капитана возникли примерно такие же мысли, но, будучи человеком солидным и обстоятельным, а также облечённым не только властью, но и ответственностью, он не стал советовать обвинительнице ополоснуться холодной водой или сигануть в речку:

— О чём вы говорите, danka?

Вала, заполучив долгожданное внимание, угрожающе расправила плечи:

— А нечего наш покой своими бесстыжими подглядываниями тревожить!

— Подглядываниями?

Наржак понимал не больше меня, а мне, признаться, и не хотелось задумываться над причинами негодования склочницы. Подглядывал кто-то? Так радуйся, что ещё не растеряла женской привлекательности. Беда, можно подумать, если кто-то лишний взгляд бросит…

— Полночи не засыпали: то там скрипнет, то здесь зашуршит, а под утро кто-то прямо в ухо дыхнул, я чуть с постели не свалилась! Это что ж получается? Стоит женщинам одним оказаться, так можно их…

— Утром? — Пальцы с коротко остриженными ногтями почесали седую щетину на щеке.

— Да что там утро?! Ещё четверти часа не прошло, как кто-то из вас, бесстыдников, снова наведывался! Мы с госпожой отдохнуть прилегли, думали, среди бела дня не отважитесь нас беспокоить, ан нет, напрасно! Глаза закрыты, а всё равно как кожей чуешь: стоит и взглядом по тебе шарит-шарит, шарит-шарит…

Капитан нахмурил белёсые брови.

Четверть часа назад? Все мужчины находились в это время на палубе. Более того, могу поклясться, ни один из Наржаков не спускался в трюм, где располагалась отгороженная для обитания путешественниц комнатка, и не поднимался наверх, потому что для этого требовалось преодолеть восемь ступеней лестницы и откинуть одну из створок люка, петли которого нещадно скрипели из-за необоримой сырости речного воздуха. Кстати, когда женщины почтили палубу своим присутствием, все полагающиеся сему действу звуки были слышны. Следовательно…

— Вам почудилось, danka. Никто не спускался в трюм.

— Мне по углам призраки не мерещатся, я по вечерам вонючим пойлом с вами до умертвия не напиваюсь!

Решаюсь внести свою долю в котёл общей беседы:

— И совершенно зря, спали бы спокойнее.

— А вы, — меня смерили уничижительным взглядом, — вообще бы помалкивали! Вас ещё бы расспросить надо, откуда взялись! Виданное ли дело, чтобы взрослый мужик, как дитя малое, с кошаками возился?

М-да. Получил? Сполна. Можно было и не сомневаться: внакладе не останусь.

Пока Вала тратила свой пыл на меня, капитан сосредоточенно шевелил губами, словно что-то рассчитывал и прикидывал. А когда наконец вернулся из размышлений к реалиям, светло-серые глаза накрыло лёгкой тенью облачко беспокойства.

— Малой! — последовал негромкий, но пронзительный окрик. — Сбегай в мой закуток да принеси ларчик!

Парнишка, сверкнув пятками, нырнул в трюм, пропадал там не более десятка вдохов, а когда снова поднялся на палубу, двигался уже медленно и торжественно, словно боялся расплескать содержимое плетёной соломки. Капитан столь же бережно принял из рук сына ажурный сосуд, беззвучно вознёс небесам молитву и откинул крышку. На дне ларчика, устланном как будто только что сорванными и остро пахнущими ивовыми листьями, сидел крупный белый мотылёк с мохнатой головой.

«Какая прелесть!» — не преминула напомнить о себе Мантия.

Что за зверь?

«О, ты не знаешь? Разве я тебе не рассказывала? Наверное, запамятовала… Его называют „друг бродяг“, и каждый уважающий себя капитан корабля непременно обзаводится подобным питомцем…»

Хочешь сказать, Паллан тоже разводит бабочек?

«Конечно, если желает быть уверенным в некоторых вещах…»

В каких, например?

«В перемене или постоянстве погоды, в том, что попутный ветер будет дуть долго, в том, когда…»