Право учить. Работа над ошибками

Следовало бы отдать чудовищную игрушку Творящим или Созидающим, уж они-то разобрались бы, но Ксаррон не захотел никого вмешивать. Надеется, что справимся сами? А если не сможем? Если отрава вырвется на волю и проникнет в людские тела? Впрочем, выход есть всегда, потому кузен и отрядил именно меня копаться в грязном белье труповода. Понадобится — уничтожу всё вокруг. С отравой, без неё — неважно. И столь же неважно, что при этом буду чувствовать. Но поскольку ужас уничтожения могу себе представить прямо сейчас, не выпущу из рук вожжи управления событиями. Постараюсь не упустить…

— Вот он! Он был с тем человеком! Держите его!

Струна боли, натянувшаяся от кончиков пальцев вывернутой за спину и вздёрнутой вверх правой руки, заставила меня согнуться пополам, а прозрачный шарик, разумеется, не преминул полететь прочь, прямо в… Только не это!

Доля мгновения понадобилась, чтобы серебряный зверёк выдернул свои зубы из моего позвоночника. Ещё доля — на высвобождение одного из язычков Пустоты. Две доли — Мантии на закручивание в пространстве крошечного вихря, подхватывающего отраву и выбрасывающего за пределы бассейна, под ноги… Какая удача! Остаётся только выпростать нить «паутинки» и хлестнуть коренастого горожанина, заставляя… Правильно! Перенести всю тяжесть тела на упругий, но не бесконечно прочный шарик.

Чмок! Тонкие стенки лопнули, и живой яд растёкся лужицей. Можно успокоиться: швы между камнями, мостящими площадь, если и пропустят сквозь себя, то лишь часть жидкости, а может, задержат всю. Целиком. Конечно, подошвы сапог разнесут отраву по городу, но… Скорее она успеет высохнуть, чем доберётся до какого-либо источника влаги.

Ой… С делами души закончено, теперь стоит разобраться с делами тела. Больно же!

— Он? — спросил выкрутивший мне руку углежог у одного из подбежавших городских стражников.

— А я почём знаю! — огрызнулся тот, оглядываясь и ища кого-то в толпе. — Эй, где вы ходите? Это тот человек?

— Может быть, прежде чем выяснять личность, меня всё же…

Но моя попытка попросить об изменении положения руки на более удобное и не такое болезненное остаётся незамеченной, потому что из толпы выныривает-таки Вельши, красный, угрюмый и запыхавшийся.

— Он? — повторяет вопрос стражник.

Гном открывает рот, но, сообразив, что прямо сейчас не сможет издать ни звука, судорожно кивает. Потом проходит несколько минут, потребных, дабы отдышаться, и я слышу непререкаемо-обвинительное:

— Именно он и угрожал! А тот, второй, увёл!

Стражник окидывает меня взглядом, недоверчиво трёт щетинистую щёку, но всё же приступает к своим обязанностям, изрекая:

— Вы обвиняетесь в похищении уважаемой горожанки и будете задержаны…

Тут он делает паузу, то ли вспоминая нужные слова, то ли сожалея о необходимости исполнения службы в погожий летний денёк.

— До выяснения обстоятельств!

Обстоятельства были неблагоприятные. Крайне неблагоприятные. Полурассерженный-полунапуганный гном готов был приписать мне все возможные злодеяния, кроме, пожалуй, одного: меня всё-таки с Мирримой под ручку никто не видел. Зато видели Марека, как стало понятно из сбивчивых объяснений Вельши и свидетелей. На моё счастье, последние были немногочисленны и не отличались особой охотой помогать свершению правосудия; правда, и произнесённых ими слов хватило, чтобы установить несколько фактов, позволяющих существенно ограничить мою свободу.

Первое: я действительно вёл беседу с похищенной гномкой.

Второе: в ходе беседы из моих уст прозвучало нечто вроде угрозы по отношению к малолетней гномке.

Третье: вскоре после окончания беседы мой спутник был замечен вместе с гномкой у городских ворот, и, по утверждению стражников, Миррима не выказывала неудовольствия или сопротивления, следуя за незнакомцем. Почему, собственно, все и решили, что гномка действует без принуждения, стало быть, нет причин задерживать ни того, ни другого.

Выслушав свидетелей, проверив, верно ли их слова занесены писарем в бумаги следствия, и отпустив восвояси горожан, недовольных тем, что их отвлекли от дел, комендант Мирака растерянно опёрся о подлокотники кресла, в котором провёл всю церемонию предварительного дознания:

— Что вы можете заявить в подтверждение своей невиновности или для опровержения уже сказанного?

Ну вот, наконец взялись и за меня лично! Признаться, полчаса, в течение которых пришлось изображать бессловесный предмет мебели, были весьма кстати, потому что усилиями задержавшего меня углежога связки запястья правой руки растянулись как раз до того состояния, которое пока далеко от разрыва, но уже успешно причиняет неудобства. Говоря проще, запястье опухло, заныло и всячески сопротивлялось моим попыткам пошевелить пальцами. Но поднести правую ладонь к груди и поклониться позволило.

— Прежде всего благодарю господина коменданта, в милости своей соблаговолившего выслушать сторону ответчика.

Светло-голубые глаза хозяина Мирака слегка расширились: видно, мало кто из горожан усложнял свою речь вежливыми оборотами.

— Э… Я поступаю, как велит закон.