Я подошел к письменному столу, взял телефонный справочник Манхэттена и нашел нужную страницу.
— На Парк-авеню, в районе Шестидесятых улиц — около Шестьдесят седьмой или Шестьдесят восьмой.
— Как бы она добиралась?
— Вероятно, на такси или на собственной машине, если она у нее есть.
— Сейчас же свяжись с Солом. Пусть немедленно выяснит, есть ли у нее машина, а если есть, ездила ли она в ней в тот вечер. Возьми блокнот.
Выполняя наши поручения Сол Пензер получал десять долларов в час, причем мы оплачивали в такие дни все его расходы. Вот почему я вежливо, но твердо пытался возразить:
— А я, по-вашему, уже стал инвалидом?
— У тебя будет другое поручение: мистер Остер и мистер Уиппл. Где твой блокнот? Для завтрашней прессы… можно ограничиться «Газетт». Одна колонка, скажем, в два дюйма. Заголовок крупным шрифтом: «ТАКСИСТ», а дальше обычным газетным шрифтом: «…который отвез из района Шестидесятых улиц на Сто двадцать восьмую улицу в понедельник вечером второго марта интересную, хорошо одетую женщину лет тридцати, получит хорошее вознаграждение, если свяжется со мной». Ниже должна следовать моя фамилия, адрес и номер телефона. Печатать три дня подряд: завтра, в понедельник и во вторник. У тебя есть замечания?
— Одно. Нужно указать: «Из района Восточных Шестидесятых улиц».
— Добавь.
— Она может увидеть заметку. Это имеет значение?
— Нет. Если она боится, то чем больше будет напугана, тем лучше. Снова возьми блокнот. Запиши, о чем спросить Остера и Уиппла. Нам не нужно, чтобы тут у нас собралась целая армия. Только те, кто…
— Я должен вначале передать объявление в газету, — перебил я и набрал соответствующий номер.
Глава 8
Весь уик-энд мне не везло. Встречу с Остером и Уипплом, назначенную на субботу, пришлось отменить, так как Остера вызвали в Вашингтон на какое-то совещание в министерстве юстиции. Предполагалось, что он вернется лишь в воскресенье вечером. Сол Пензер — отличный детектив, но ему осталось только беспомощно развести руками, когда выяснилось, что служащий гаража, где стояли оба «герона» Кеннета Брука, дежуривший вечером в тот понедельник, уехал на уик-энд, причем никто не мог сказать, куда именно.
В субботу, в четыре часа дня, меня вызвали в прокуратуру для обсуждения некоторых деталей отчета, переданного мной в уголовную полицию. Помощник прокурора, некий Мандель, явно изнывал от желания поговорить со мной через тюремную решетку при условии, что я буду находиться внутри, а он снаружи. Этот самый Мандель так долго продержал меня в прокуратуре, что я часа на два опоздал во «Фламинго», где мы с друзьями собирались потанцевать.
В субботу и дважды в воскресенье звонил Лон Коэн. Некоторые ловкачи журналисты, а возможно и сам Лон, прочитав объявление в газете, припомнили, что Кеннет, брат Сюзанны Брук, проживает как раз в районе Восточных Шестидесятых улиц; адрес на Сто двадцать восьмой улице был известен многим, ну и Лон, разумеется, захотел узнать, в чем дело. В субботу я уклонился от ответа, но он не отставал и два раза звонил в воскресенье, допытываясь, явился ли к нам таксист.
Таксист, к сожалению, не приходил.
К Остеру мне удалось попасть только в понедельник. В первой половине дня я пришел в канцелярию Комитета защиты гражданских прав, занимавшего целый этаж в одном из зданий на Тридцать девятой улице, около Лексингтон-авеню. Обстановку здесь я бы не назвал роскошной, но и бедной она не была. Я несколько удивился, обнаружив, что телефонистка (она же дежурная по приемной) обладала кожей такого же цвета, что и я, если не светлее. Это была женщина с седеющими волосами, двойным подбородком и длинным острым носом, словно взятым с другого лица. Позже я узнал, что во всем аппарате, насчитывавшем тридцать четыре человека, белых было пятеро, причем четверо из них работали безвозмездно, ради того, чтобы «творить добро», как выразился мистер Воун.
Остер занимал маленькую комнату с одним окном, но уже вскоре после начала нашего разговора провел меня в кабинет директора-распорядителя комитета Томаса Хенчи. Я оказался в большой комнате со шкафами, полками и несколькими десятками фотографий на стенах. Мне довелось видеть Хенчи раза два по телевидению — широкие плечи, полноватые, но не отвислые щеки, короткая шея, кожа цвета крепкого кофе со сливками. Он поднялся, готовясь пожать мне руку, и я вовремя принял меры, чтобы сохранить в целости свои пальцы, — люди с таким вот короткими шеями могут шутя раздавить их.
Я провел у Хенчи больше часа, причем беседа наша протекала, в общем-то, довольно мирно и спокойно. Я объяснил ему, что выражение Вулфа «весь аппарат» не следует понимать буквально. Он хотел бы повидать только тех сотрудников комитета, которые общались с Данбаром Уипплом, или с Сюзанной Брук, или с обоими вместе и могли сообщить нам какие-нибудь полезные сведения. С моей помощью Остер и Хенчи тут же отобрали таких людей. Вернувшись домой, я сейчас же перепечатал для Вулфа составленный нами список, дополнив его своими наблюдениями. Выглядел он так: