Право умирать первыми. Лейтенант 9-й танковой дивизии вермахта о войне на Восточном фронте. 1939–1942

В любом случае мне приходилось попрощаться с моей свободой. Придется прибегать по сигналу на «сборы», маршировать по улицам, присутствовать на политических занятиях, проводимых членами партии. Начиная с 1933 года «промывание мозгов» шло с большим размахом. «Война» фюрера, четырнадцать лет борьбы за власть, история рейха со времен Бисмарка, рассматривая с точки зрения национал-социализма, и, главное, предательский удар, нанесенный евреями и коммунистами в спину армии и обрушивший рейх – вот такие идеи мы с жадностью впитывали.

В школе по-прежнему раздавались звонки. Наши учителя постепенно стали разделять новый взгляд на немецкую историю. Волна энтузиазма охватила всех, и старых и малых. Сердца бились в унисон.

Итак, я стал частью «движения», которое мои родители раньше так презирали и которое мне самому всегда казалось отвратительнейшим в мире. Вечерами я ходил на городской стадион для встреч с товарищами по оркестру. Я учился играть на барабане под руководством моего друга Рейнгольда, которым я втайне восхищался, потому что он виртуозно играл на флейте, трубе и барабане.

В день моего первого парада по городу было очень жарко. Мы маршировали в обычном порядке: следом за знаменной группой, впереди юнгбанна, «юношеского отряда», примерно в сотню ребят. Наша длинная колонна всегда ходила одним и тем же маршрутом, от места сбора и далее по узким улочкам пользующегося дурной репутацией привокзального квартала в центр, где люди по вечерам пили в бистро легкое белое мозельское вино.

В моем воображении привокзальный квартал был населен коммунистами и социалистами, желавшими нам зла. Действительно, его обитатели еще не подняли новый флаг, они стояли на порогах своих домов и смотрели на нас равнодушно или враждебно. Наши командиры говорили, что мы маршируем по этим улочкам, потому что надо увлечь этих несчастных заблудших новыми идеями.

Я читал книги о предшествовавших приходу нацистов к власти ожесточенных уличных боях в Берлине, Мюнхене и Лейпциге. Я знал назубок историю «национального героя» Хорста Весселя, командира одного из берлинских подразделений СА, убитого в своей квартире коммунистическими боевиками, в ту самую ночь, когда Гитлер наконец одержал победу в Берлине. Я видел фильм о гитлерюгендовце Квексе, очень трогательную мелодраму о бедном берлинском мальчике, присоединившемся к гитлеровскому движению и заплатившему жизнью за свое стремление установить новый порядок. В конце фильма невидимые коммунисты наносят ему в спину удар ножом в шатре заброшенного цирка.

Так что в тот день мое воображение разыгралось. Не грянет ли выстрел снайпера, засевшего в засаде в подъезде? А ножом в спину это больно? Исполняя барабанную дробь «Прусского марша славы», я зорко всматривался в окна и дверные проемы домов. В любом случае, говорил я себе, если кто-то захочет нанести удар, он выберет мишенью знаменосца, а не одного из музыкантов оркестра. Или, в крайнем случае, Рейнгольда, идущего в нескольких шагах впереди меня и размахивающего жезлом тамбурмажора.

Рейнгольда подобные мрачные мысли, похоже, не донимали. Он шагал, высоко подняв голову, прямой как цифра 1, не сводя глаз с некой далекой цели. Он шагал, как если бы был вождем всей Германии, а не всего-навсего тамбурмажором маленького провинциального оркестрика. Время от времени он поворачивался к нам, его творениям, и окидывал взглядом, полным гордости и нежности. Он был воплощением командира гитлерюгендовцев, восторженного и властного. Он обладал экзальтированной и непоколебимой верой в фюрера и будущее Германии. Мы пели: «Сегодня нас слушает Германия, завтра будет слушать весь мир…»

Да, Рейнгольд и его друзья «первого призыва» были убеждены, что им предстоит выполнить важную миссию. Какую? Если бы задать этот вопрос им, они бы ответили лозунгами партийной пропаганды: освободить мир от еврейско-буржуазной плутократии и гнилого парламентаризма; добиться торжества арийской расы, высшей по отношению ко всем прочим; установить братское единство между всеми социальными группами без исключения; добиться всеобщего безоговорочного подчинения Fürherprinzip – вождю, который один несет ответственность за ход вещей.

В тот день не произошло ничего, что могло бы удовлетворить мою жажду стать уличным бойцом, героем движения. Но это не помешало мне вечером рассказать родителям, как я, впереди «банна» (отряда) из ста гитлерюгендовцев, прошел через самый опасный и мрачный квартал Виттлиха и что меня вполне могли ранить в случае нападения коммунистов. Родители, должно быть, улыбнулись моим фантазиям.