Право выжившего

Они сидели друг напротив друга. Люди примерно одного возраста — под сорок пять. Чем-то похожие друг на друга — оба плотного сложения, физически сильные, волевые, уверенные в себе и своей правоте. Привыкшие, как боксеры, всю жизнь драться на ринге. Опер и вор в законе не питали Друг к Другу добрых чувств, но ценили один другого как опасных и умных противников. Оба жили своими идеями, своей правдой, и у обоих в последнее время эти идеи и правда сильно потускнели, обветшали на ветрах неспокойных времен. Оба считали, что честны перед собой и другими. К рукам Гамова не прилипла за всю жизнь ни одна не праведная копейка. Но и Гвоздь не запятнал себя тем, что поступался воровскими законами в угоду администрации, выторговывая себе какие-то блага.

— Значит, на свободу, — Гамов сложил руки на груди и внимательно разглядывал вора в законе.

— Добавь — с чистой совестью.

— Не добавлю. А не боишься на свободу? Девять лет тут. Прижился. В авторитете. А там…

— Я же не Хилый. Выдюжим.

В прошлом году старого вора Хилого целые сутки искали по всем уголкам, чтобы выдворить на волю. Он умолял оставить его здесь, поскольку не знал, что с ней делать, с враждебной ему волей. Он боялся ее. И она оправдала его самые худшие ожидания. Там было слишком больно, суетно, серо. Через два месяца он прибыл снова. Пробыв на воле неделю, демонстративно, чуть ли не на глазах у всех залез в сумку в троллейбусе и получил новый срок.

— Семь лет, — задумчиво повторил майор. — От звонка до звонка.

— До часа.

— А как иначе? Законнику грех у властей снисхождения просить. — Три правила. Не бойся, не доверяйся, не проси.

— Точно так.

— Как дальше жить будешь, Гвоздь?

— Садовником устроюсь. Или воспитателем в детский сад.

— Понятно… Гвоздь, скоро полтинник грянет. Финишная ленточка уже маячит — при наших профессиях долго не живут. Пора и о душе думать. Сколько людей-то на тебе.

— Это когда было. По-молодости.

— Правильно, был ты по-молодости палачом. Вдумайся в это слово — палач. Приговоры сходок да правилок в исполнение приводил. Подушечкой, удавкой, финкой. Так?

— Что, явку с повинной писать? Давно это было, гражданин майор. Да и народ гнилой был — дятлы, крысятники. Шваль.

— А скольким еще по твоим приговорам билет на тот свет прокомпостировали. Достаточно зла, Гвоздь. Остановись. Крест ведь носишь на груди. Остановись.

— А зачем останавливаться, коли не останавливают? Вы власть — ловите. А мы — воры, воровать должны.

— Власть, — вздохнул Гамов и сделал чуть погромче приглушенное радио. Диктор вещала что-то об очередной катастрофе, сотрясшей Россию.

— Верно, — кивнул Гвоздь. — Не до нас ныне властям. Они друг другом заняты.

— Да, так дальше пойдет — вы к власти и придете, — вдруг вырвалось у Гамова, и в голосе его послышались нотки обреченности.

— А что, — широко улыбнулся Гвоздь.. — Чай не хужее вас будем. Я на министра внутренних дел спокойно потяну. Вот так беспредельщиков держать буду, — он сжал увесистый кулак, весь покрытый татуировками.

Это сегодня купивший за деньги корону вора в законе гангстер кривится при одном упоминании о наколках — где это видано портить тонкие длинные пальцы, подписывающие паркеровской ручкой договора и приказы. Гвоздь всегда свято покрывал себя всеми положенными вору татуировками. И на груди его было вытатуировано пронзенное кинжалом сердце — символ вора в законе.

— И тебя, гражданин майор, не обидим. Ты — кум злой, но справедливый. Братва на тебя сердита, но правоту за тобой признает.

— Вот спасибо.

— Найдем местечко, не бойся.

— А себе-то уже местечко присмотрел?

— Это уж как Господь начертит.

— С утра два быка у ворот дожидаются на «Вольво». Не за тобой?

— Вряд ли. Какое там «Вольво»? Но, к удивлению самого Гвоздя, парочка на «Вольво» дожидалась именно его.

— Смотри, Полосатик, кореша пожаловали, — прошептал Гвоздь, поглаживая выглядывающего из-под пальто кота.

У зеленого «Вольво» стояла знакомая неразлучная парочка — Матрос и Киборг. Матрос — невысокий, подвижный, с худым, нервным, красивым, злым лицом и глазами навыкате, с небольшой сумасшедшинкой. Киборг — огромный детина, чем-то действительно напоминавший Терминатора в исполнении Шварценегера. Они были одеты в одинаковые красные шерстяные пальто. У Матроса пальто было распахнуто, под ним виднелась черная рубашка и толстая золотая цепь, татуированные руки тоже были все в золотых кольцах. «Как петрушка», — подумал Гвоздь.

Чуть в отдалении стоял «Жигуль» с еще двумя корот-кострижеными, тупомордыми быками.

Матрос расчувствовался и едва не прослезился, завидев Гвоздя.

— Тысячу километров отмахали, — оценил заботу Гвоздь.

— Хоть десять, — отмахнулся Матрос. — Гвоздь, на тебя надежа.

— Чего это?

— Везде гадский промысел. Жизни честному люду не стало, Гвоздь. Беспредел одолел, — Матрос распахнулдверь " Вольво " и жестом пригласил вора садиться.

— Излагай.

— Потом. Дома… Сегодня наш праздник.

Глава четвертая СУДМЕДЭКСПЕРТ