Правое полушарие

Что до Зейды, то она постепенно теряла интерес к спиритическим играм. Накупила пеленок и чепчиков, распашонок; взяла даже огромный букварь, не говоря уже о сосках, погремушках и прочих преждевременных вещах. Прошло четыре месяца, и талия Зейды чуть сгладилась, но роды уже мыслились состоявшимися и благополучными. Она отказывалась от выпивки, и Йохо не настаивал, видя, что состояние беременности каким-то бесом поддерживает способности Зейды на должном уровне и даже усиливает их. Тренировки продолжались; теперь привидения не стояли столбом и не таращились идиотическим взором: они прохаживались по комнате, деликатно покашливали и только изредка, забываясь, падали на колени, причитали, бормотали невнятицу. Йохо уважил просьбу еще пятерых, настойчиво желавших убиения в голову - старенького католического священника, волжского купца, семилетнего мальчика-француза по имени Селестен, цветущей прачки и свирепого воина из далекой старины, неизвестного рода, незнакомого племени. По словам остальных, путы, удерживавшие долгожданного жаркого, день ото дня ослабевали, так что в любой момент можно было рассчитывать на его визит.

А Яйтер боялся расплескать свое счастье. Он забросил живопись, но продолжал выступать в ресторане, куда однажды вновь наведался Оффченко, на сей раз в обществе довольно подавленного, неряшливо одетого очкарика. По простоте душевной бесхитростный Яйтер в ответ на дежурный вопрос о самочувствии и делах рассказал все подробно и даже на миг обрел некое подобие красноречия. Оффченко пришел в несказанный восторг и пообещал лучших врачей, лучший родильный дом и любые лекарства.

– Не беспокойтесь о цене, - он радостно пожимал Яйтеру руку.

Его спутник хлестал себе водку и помалкивал.

Йохо, когда Яйтер известил его о контакте с куратором, зловеще усмехнулся:

– Еще бы он не пел соловьем! Им позарез нужен этот ребенок.

– Зачем? - похолодел Яйтер.

– Затем, - передразнил его Йохо. - Затем, что им хочется вундеркинда. Якшаться с покойниками. Ты да Зейда - что получится? Один я не у дел.

Яйтер ощерился:

– Они его не получат! Я порву их на куски…

Он ссутулился, втянул голову в плечи, слегка развел длинные, мохнатые руки с пальцами скрипача.

– Мы… уедем! Куда-нибудь далеко, пусть ищут…

– Это их работа, искать, - возразил Йохо, возбужденно ероша копну седых волос. Косичка расплелась, резинка упала на пол. - Может быть, на Луну? Давай, действуй… В Америке торгуют участками.

И Йохо заметался по комнате. Он почему-то разволновался еще сильнее, чем перепуганный будущий отец.

– Мы должны поспешить. Мы ни хрена не знаем, а они знают все.

– Как же мы поспешим? - безучастно откликнулся Яйтер. Первоначальная ярость схлынула, оставив его при сомнениях и страхах. - Куда мы поспешим?

– Не куда, а с чем, - поправил его Йохо. - Нам нужно кровь из носа, но выдернуть этого жаркого. Он должен много знать. Я чую.

– Может быть, он вампир какой-нибудь. Чудовище. А мы его сами вызволим.

– Кто не рискует, тот не пьет шампанского, - и Йохо потянулся за бутылкой. - Выпьешь? Ну, как хочешь. А я рискую, я выпью.

14

Жаркому, чтобы созреть, понадобилось семь месяцев.

Зима состарилась, но стала лишь злее и крепче. Она расселась в снегу, подобно слабоумной старухе, которая отправилась бродяжничать, заблудилась и села перебирать узелок с тряпочками. Город смиренно помалкивал.

Яйтер готовился к рождению наследника: купил кроватку и манеж, переделал студию в детскую, приладил к люстре индейский амулет: ловца сновидений - ловушку, хитроумно сплетенную на манер паутины и не однажды вдохновлявшую мировых писателей и киносценаристов. Это устройство улавливало и задерживало нехорошие сны. Ненастоящих тянуло к нему, как магнитом. Они, будучи вызваны, толпились под люстрой, запрокидывали головы, простирали руки. Их развелось видимо-невидимо, и приходили новые - обычные и необычные люди, понадерганные из разных эпох.

Оффченко объявлялся время от времени: он с неподдельной заботой интересовался самочувствием Зейды и предлагал помощь. "Не бери от него ничего", - советовал Йохо. И Яйтер отказывался, поблагодарив.

Их совместные силы росли. Йохо ставил это в заслугу плоду, который, сформировавшись, принимал все более деятельное участие в сеансах. Зейда капризничала, протестовала, но сделать ничего не могла: Йохо достаточно было уставиться на нее безотрывным взглядом, и она подчинялась. Что-то в ней срабатывало помимо ее воли. То же самое происходило и с Яйтером, которого все меньше заботила спиритическая самодеятельность - его мысли были заняты совсем другими вещами. Йохо, однако, приобрел над обоими несокрушимую власть.

– Чего ты добиваешься? - спрашивал Яйтер.

– Ясности, - лаконично отвечал Йохо.

Он не оставлял попыток разжиться сведениями окольным путем и выпытывал информацию у тех, что приходили, коли уж не было жаркого. Ставя каверзные вопросы, он тщился выведать что-нибудь о себе и своих компаньонах; ему отвечали едва ли не на любые вопросы, касавшиеся прошлого, а иногда и будущего, но только тогда, когда эти материи не имели отношения ни к нему, ни к Яйтеру и Зейде.