Читаем Правою - греби, левою - табань! полностью

Правою - греби, левою - табань!

Фельетон. Опубликован в журнале "Крокодил" 1989 №31.

Александр Юрьевич Моралевич

Критика18+

Александр МОРАЛЕВИЧ

ПРАВОЮ — ГРЕБИ, ЛЕВОЮ — ТАБАНЬ!

Сперва — чуток автобиографии и семейного. В лице автора, товарищ читатель, вы имеете бывшего вражонка из печально известного московского Дома на набережной. Дедушка вражонка всего пару недель был наркомом водного транспорта СССР (тогда речной транспорт и морской существовали слитно) и. конечно, даже за этот срок успел сделаться отпетым вражиной, без проволочек расстрелянным в известном году. И ввиду воднотранспортной наркомовской вакансии нарком НКВД Н. И. Ежов возглавил по совместительству сразу два наркомата: НКВД и водного транспорта. Да почему бы и нет? Разве многое не роднит НКВД и судоходство? Кровь и морская вода почти одинакового удельного веса и солоны почти одинаково.

А у всякого наркома, как водится, есть жена. И со всякого вечера до утра стояла моя бабушка у квартирных дверей, слушала лифт: переехал... переехал... Не доехал до нашего этажа. А вот остановился у нас!

Человек по фамилии Биллих возглавлял арестно-обысковую группу. Визит он начал стандартно:

— Деньги есть? Оружие есть? Драгоценности есть?

Денег в семье наркома не было никогда, концы только-только сводились с концами. Мебель в квартире, как это правильно пишут теперь, в Доме на набережной была сплошь казенная, с инвентарными номерами Совнаркома. А оружие было, много охотничьего оружия. И библиотека. Одноглазый сормовский пролетарий (выбило глаз стружкой с токарного станка), дедушка мой обращал каждую свободную копейку только в охотничьи принадлежности и книги. Дедушка кончил полагающиеся для наркома комакадемии, но твердо считал, что культурки у него маловато. Оттого и самообразовывался, запоем читал.

И увела арестная группа Биллиха все семейство из четырехкомнатной квартиры наркома: мою бабушку, маму, папу, тетю. С мамой и папой было просто: их приспособили в Бутырку как членов семьи врага народа. С бабушкой оказалось сложней: какая-то просто кристальная гражданка, никаких собак на нее не повесишь! Но нету безвыходных положений, и не прав человек, который взялся бы утверждать, будто на Лубянке не встречалось светлых голов. Были! И сказал кто-то умный:

— Это она, наркомша, теперь по фамилии Зашибаева, а в девичестве кто была? Констанция Викентьевна Дмуховская, национальность — полька. Значит, в чистом виде польская шпионка и террористка!

С этой статьей и пошла моя бабушка на долгую каторгу.

А как же вражонок? А очень просто: уведя всех взрослых, группа Биллиха просто бросила двухлетку подыхать в квартире без еды и питья. Но есть на свете отважные сердца: на второй день крика младенца добыл его из пустой квартиры сельскохозяйственный академик Цицин, тайно отправил на аэроплане в Одессу, где младенца и усыновили замечательные красноармейские командиры, муж и жена Турчинские. А после войны подросший младенец попал к родной маме. И жили они в Москве на границе Студенческого городка и Мазутного проезда. На втором этаже барака был ликвидирован унитаз в уборной, отчего это помещение всем знакомого метража превратилось в комнату. Барачное население так и звало меня — Мальчик Из Сортира. Мальчик учился в ремесленном училище завода «Калибр» и на каникулы ездил в лагерь — Марийская АССР, станция Сурок. Только был то не пионерский лагерь, а лагерь, где отбывала срок бабушка. Мальчик и его мама летом приезжали сюда — вдруг да дадут свидание с польской шпионкой и террористкой. Волшебной красоты тут были места, и выйдешь из пастушеской землянки на болото, где квартировали мы с мамой. и литое золотое солнце восходит как раз за зоной, и великанские березы стоят там, а на березах черным контражуром сидят по веткам глухари, но не всякий день сидят: когда ночью на ветвях берез повесятся две-три женщины из заключенных, глухари облетали березы, стеснялись садиться.

Вот как называла те годы моя бабушка: «В ночь с 1938 на 1956».

Но пришла в 1956 году бумага о полной реабилитации всех членов семьи, одного — посмертно. Откипели слезы радости в конуре без унитаза, и настала пора раздавленной и нищей семье получать компенсацию. И поставила семья вопрос о возврате прежней квартиры, но лютый укорот сделали бабушке в Моссовете: чего? Вернуть квартиру в Доме правительства? Будьте рады, если дадим вам на всех уцелевших комнату в коммуналке!

И дали шестнадцатиметровую комнату, и, не в курсе каких бы то ни было законов, а также при отсутствии многих, были мы до беспамятства рады, хотя располагался в том доме комиссионный мебельный магазин. 22 000 видов клопов существуют на свете, но хорошо хоть— только три вида клопов тиранили, нападая из магазина, все верхние этажи дома: клоп австрийский, боевой клоп бухарский и черный клоп маврский.

И, помимо комнат в коммуналке, свалилось на нас еще одно благо. Бумага об этом благе просто лучилась, просто светилась щепетильностью: вот оно, получите все ваше до ниточки, нам чужого не надо, у нас все конфискованное скрупулезно записано!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное
«Если», 2010 № 05
«Если», 2010 № 05

В НОМЕРЕ:Нэнси КРЕСС. ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕЭмпатия — самый благородный дар матушки-природы. Однако, когда он «поддельный», последствия могут быть самые неожиданные.Тим САЛЛИВАН. ПОД НЕСЧАСТЛИВОЙ ЗВЕЗДОЙ«На лицо ужасные», эти создания вызывают страх у главного героя, но бояться ему следует совсем другого…Карл ФРЕДЕРИК. ВСЕЛЕННАЯ ПО ТУ СТОРОНУ ЛЬДАНичто не порождает таких непримиримых споров и жестоких разногласий, как вопросы мироустройства.Дэвид МОУЛЗ. ПАДЕНИЕ ВОЛШЕБНОГО КОРОЛЕВСТВАКаких только «реализмов» не знало человечество — критический, социалистический, магический, — а теперь вот еще и «динамический» объявился.Джек СКИЛЛИНСТЕД. НЕПОДХОДЯЩИЙ КОМПАНЬОНЗдесь все формализованно, бесчеловечно и некому излить душу — разве что электронному анализатору мочи.Тони ДЭНИЕЛ. EX CATHEDRAБабочка с дедушкой давно принесены в жертву светлому будущему человечества. Но и этого мало справедливейшему Собору.Крейг ДЕЛЭНСИ. AMABIT SAPIENSМировые запасы нефти тают? Фантасты найдут выход.Джейсон СЭНФОРД. КОГДА НА ДЕРЕВЬЯХ РАСТУТ ШИПЫВ этом мире одна каста — неприкасаемые.А также:Рецензии, Видеорецензии, Курсор, Персоналии

Джек Скиллинстед , Журнал «Если» , Ненси Кресс , Нэнси Кресс , Тим Салливан , Тони Дэниел

Фантастика / Публицистика / Критика / Детективная фантастика / Космическая фантастика / Научная Фантастика
От философии к прозе. Ранний Пастернак
От философии к прозе. Ранний Пастернак

В молодости Пастернак проявлял глубокий интерес к философии, и, в частности, к неокантианству. Книга Елены Глазовой – первое всеобъемлющее исследование, посвященное влиянию этих занятий на раннюю прозу писателя. Автор смело пересматривает идею Р. Якобсона о преобладающей метонимичности Пастернака и показывает, как, отражая философские знания писателя, метафоры образуют семантическую сеть его прозы – это проявляется в тщательном построении образов времени и пространства, света и мрака, предельного и беспредельного. Философские идеи переплавляются в способы восприятия мира, в утонченную импрессионистическую саморефлексию, которая выделяет Пастернака среди его современников – символистов, акмеистов и футуристов. Сочетая детальность филологического анализа и системность философского обобщения, это исследование обращено ко всем читателям, заинтересованным в интегративном подходе к творчеству Пастернака и интеллектуально-художественным исканиям его эпохи. Елена Глазова – профессор русской литературы Университета Эмори (Атланта, США). Copyright © 2013 The Ohio State University. All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Елена Юрьевна Глазова

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное