В этой главе будет рассмотрено, как взаимоотношения между положением женщин в обществе и их сексуальностью трактуются в дореволюционной и советской криминологической литературе. Будет показано, каково было отношение к женской преступности, сексуальности и участию в общественной жизни до Октябрьской революции, а также прослежено, как криминологи оценивали женскую преступность и как эти оценки изменились после Октябрьской революции; взаимоотношения между женской преступностью, физиологией, сексуальностью и успешными социальными реформами будут проиллюстрированы дебатами на тему женщин-рецидивистов и проституции. Ученые XIX века считали, что женщины, в силу своей замкнутости в домашней сфере, более остро реагируют на семейные проблемы, а значит, больше подвержены общественному давлению и влиянию физиологии. Ученые призывали к социальным реформам, которые искоренили бы обстоятельства, приводящие к сексуальным аберрациям и, как следствие, к преступности среди женщин. Советские криминологи, напротив, указывали не на отсутствие улучшений в положении женщин, а на характерное для женщин сопротивление переменам. Несмотря на то, что эмансипация открыла перед женщинами новые возможности, и на веру в то, что революция введет женщин в сферу общественной жизни и «борьбы за существование» на равных с мужчинами, в работах криминологов женские преступления по большому счету сохраняли свои дореволюционные суть и свойства. Криминологи объясняли это «консервативностью» общественного положения женщин, но при этом в качестве весомого аргумента включали в свои рассуждения физиологические объяснения женской преступности, которые по большей части были сосредоточены на взаимосвязи между правонарушением и женской сексуальностью и основывались на традиционных представлениях о женщинах. Такие взгляды оказывали сильное негативное влияние на способность профессионалов усмотреть реальные перемены в жизни и поступках женщин.
В своем исследовании литературы, посвященной женской преступности на Западе, Д. Клейн пишет, что
специфические свойства, приписываемые женской природе, равно как и свойства, на которых зиждутся теории женской преступности, носят один и тот же
Представления о сексуальной природе женской преступности возникли в более широком контексте характерного для XIX века отношения к женщинам: положение женщин в обществе и их интеллектуальные способности все теснее связывались с их сексуальностью[148]
. Более того, европейские и американские интеллектуалы XIX века исходили из того, что «у мужчин преобладают интеллектуальные свойства мозга, тогда как женское сознание и мыслительные способности находятся во власти нервной системы и эмоций» [Rosenberg, Rosenberg 1973: 334]. Врачи проводили прямую связь между функционированием женской репродуктивной системы и состоянием нервной системы, приходя к выводу, что изменения в одной отражаются на другой и «дисбаланс» в репродуктивной системе толкает на преступное или патологическое поведение, которое может принимать формы истерии и иных психических аберраций[149]. Соответственно, всех женщин они считали «пленницами циклического функционирования их тел, большого репродуктивного цикла, ограниченного пубертатом и менопаузой, а также более краткими, но при этом повторяющимися циклами вынашивания детей и менструаций». В рамках этого подхода, женская сексуальность определяется физиологическими циклами, она же определяет роль женщин в обществе, их умственные способности, психическое и физическое здоровье (Rosenberg, Rosenberg 1973: 335-336).