Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930)

Тем не менее, придя к власти, большевики не спешили выпускать новые законы, регулирующие, легализирующие или упраздняющие проституцию. Они объявили, что проституция, подобно государству, законодательству и преступности, отомрет после построения социализма. Тем не менее, проституция оставалась серьезной проблемой, и в 1919 году Народный комиссариат социального обеспечения инициировал создание Межведомственной комиссии по борьбе с проституцией, которая и должна была заняться этим вопросом. Члены комиссии, в зависимости от юрисдикции своих организаций и их приоритетов, предлагали разные подходы, от задержания проституток и тюремного срока до диспансеризации всего населения и создания «образцовых домов» для молодежи. Решения проблемы проституции комиссия так и не предложила, однако пришла к выводу, что проституток надлежит не наказывать, а исправлять и приучать к трудовой жизни [Wood 1997:112–114][196]. Благодаря работе комиссии сформировались взгляды на проституцию в эпоху НЭПа, она же определила, как именно милиция и суды справлялись с этой проблемой.

Для большинства общественников и соратников большевиков проституция в период НЭПа представляла собой устаревшую систему капиталистической эксплуатации, которой нет места в новом социалистическом обществе. То, что проституция все еще существует, вызывало обеспокоенность по поводу революционного преобразования отношений между полами, служило непосредственным подтверждением декадентского характера НЭПа и указывало на сохраняющееся присутствие капиталистических элементов и классовых врагов в советском обществе. Действительно, как утверждал один из руководителей Петросовета Б. Г. Каплун, профессиональной проституции нет места в коммунистическом мышлении. Представления о проституции как о роде занятий просто не существует. Соответственно, заключал он, «нет борьбы с проституцией, а есть борьба с женщинами, у которых нет определенных занятий» [Лебина 1999: 84]. Кроме того, большевики верили в то, что эмансипация, провозглашенная революцией, даст женщинам новые экономические возможности и у них исчезнет надобность заниматься этим родом деятельности. В логике этих рассуждений, существование проституции в период НЭПа свидетельствовало о том, что у многих людей еще сохраняется «буржуазное» мировоззрение, а материальные условия жизни еще не улучшились настолько, чтобы отвадить женщин от этого рода занятий. Наконец, криминологи связывали «паразитическую», «капиталистическую» и сексуальную сущность проституции с женской преступностью, подчеркивая взаимосвязь между женской криминальной «примитивностью», сексуальностью и проституцией.

Не следует удивляться тому, что советские криминологи связывали проституцию с преступностью. Взаимоотношения проституции с преступным миром, как в Европе, так и в дореволюционной России, были рассмотрены достаточно подробно[197]. Более того, некоторые криминологи XIX века, в том числе и Ломброзо, особо подчеркивали взаимосвязь между женской преступностью и проституцией[198]. Российские специалисты в целом не соглашались с трактовкой женской сексуальной девиантности, из которой следовало, что проституция является для женщин естественной деятельностью, даже одной из основных. Тем не менее, в проституции и ее связи с криминальным миром они видели воплощение той двойственности, которая лежала в основе их понимания женской преступности как таковой. Э. Уотерс утверждает, что взгляды раннесоветских исследователей на проституцию менялись с течением времени. В годы Гражданской войны и Первой пятилетки проституток считали вредительницами, паразитками и классовыми врагами, не желавшими участвовать в строительстве социализма. Политэкономическая ситуация НЭПа заставила исследователей прийти к противоположному выводу: что проститутки – угнетаемые и эксплуатируемые «жертвы» обстоятельств [Waters 1992: 161][199]. При этом, хотя в эпоху НЭПа проститутка и считалась жертвой, внимание криминологов было сосредоточено на вредоносно-преступном поведении, проистекающем из этого рода занятий: они подчеркивали несовместимость проституции с подобающим советским поведением и социалистической моралью. Подобный двойственный взгляд «жертва-злодейка» позволял криминологам видеть в проститутках одновременно и неисправимо-криминальный элемент, заслуживавший наказания, и беспомощную жертву социальных обстоятельств и упадка нравственности в период НЭПа.