Православие и буддизм. Осмысление буддизма в трудах православных авторов XIX-XX вв.

Признавая фантастичность традиционной буддийской космографии, Ольденбург замечает, что она «не имеет в буддийских и ламайских кругах догматического значения» (1023). Это действительно так, но вместе с тем такие космографические представления оставались в то время частью живой народной веры, что и открывало для полемиста возможность апеллировать к ним. «Космологические представления, в особенности космография, буддийское учение о типах живых существ и адах выступали тем специфическим срезом буддийского мировоззрения, который имел преимущественное влияние на религиозное сознание буддиста-мирянина»52.

Хотя указанные выше критические замечания в целом справедливы, другие носят на себе отпечаток пристрастия. Так, например, вряд ли можно согласиться с тем, что о. Мефодий «о буддизме вовсе и не говорит и только злоупотребляет этим словом» (С. 1017). Это будто бы потому, что при описании верований ламаизма нельзя отождествлять его с буддизмом. В другом месте Ольденбург еще раз критикует о. Мефодия за «смешение буддизма и ламаизма», поскольку «часть ведь не равна целому» (С. 1019). Такая позиция выглядит необоснованной. Хотя тибетский буддизм есть только одна из версий или течений буддизма, но изложение его представлений, – в особенности тех, которые свойственны также другим течениям, – вполне имеют право называться изложением именно буддийского мировоззрения, а не какого-либо другого. Как раз имевшееся у буддологов того времени чрезмерное противопоставление тибетского буддизма остальному буддизму и даже употребление специального названия для него – ламаизм, – впоследствии было подвергнуто критике и оставлено наукой.

Ольденбург также признается, что его «неприятно поразило выражение «идолослужение»» (С. 1021), относимое к буддистам, у которых, якобы, нет идолов. Между тем иеромонах Мефодий в своей оценке следует устоявшимся взглядам монголоведов Казанской Духовной Академии. В частности, священник Иоанн Попов также при описании служб тибетского буддизма употреблял слово «идолослужение»53. Вопреки мнению рецензента, которое он никак не трудится обосновать, если не все, то, по крайней мере, часть изображений, употребляемых в религиозной жизни буддистами, является ничем иным как идолами в самом классическом понимании.

Три годами спустя отец Мефодий опубликовал в «Миссионерском обозрении» свое сочинение «Сравнение главнейших религиозно-нравственных положений буддизма с христианскими»54.

Его можно признать наиболее зрелым произведением автора. В отличие от материалов сборника, здесь дается целостное рассмотрение буддистского учения во всех его основных пунктах, и проводится сопоставление с православным учением. При этом каждое утверждение о буддистском мировоззрении подтверждается многочисленными цитатами из первоисточников. Видимо, такая тщательность в обосновании стала следствием критики на предыдущую книгу о. Мефодия.

В качестве первого и самого значительного отличия Православия от буддизма он справедливо указывает отношение к Богу Творцу. «Если мы раскроем Библию, то на первом же листе и в первой строчке увидим, что христианство признает Бога первопричиной всего существующего (Быт. 1:1); причем само бытие Божие предполагается, как несомненная и непреложная истина». Буддизм же отрицает Творца и Вседержителя, при этом допуская существование множества низших богов. Эти «боги буддизма, кроме Будд нирваны, живут по-человечески, имеют дворцы, разделяются на категории, наслаждаются благами телесными, не чужды и страстей человеческих».

Описывая, почему Будда не может пониматься как своего рода «буддийский аналог Бога», отец Мефодий приводит слова архим. Хрисанфа о том, что «Сам Будда есть существо не столько действительное, сколько призрачное. С одной стороны, он есть нечто непреходящее, вечное, сама сущность бытия, представляющаяся в различных формах или состояниях материи, а с другой – он только человек и притом совершенно непонятно, каким образом в лице его человеческое ничтожество превратилось в мировую силу… Будда не есть лицо живое, он, так сказать, «спящий бог», он существо, принадлежащее нирване, он даже пустой звук, слово без значения, нечто вроде отражения в зеркале. Будда не действует, не живет, а только исчезает в нирване»55.

Такое изображение в большей степени является следствием осмысления канонических текстов преимущественно течения тхеравады и следует устоявшимся представлениям в буддологии того времени. Но оно вряд ли отражает тот образ Будды, в который верят простые прихожане-буддисты.

Указанное краеугольное отличие христианства и буддизма – признание или непризнание Бога, – объясняет и остальные отличия, что о. Мефодий убедительно показывает.