Православие и русская литература в 6 частях. Часть 2 (I том)

Хвалило всякое дыханье.

И выше, выше я парил,

За грани вечные светил,

В чертог духов и Божьей славы,

И слышал их, и видел трон,

Где восседит незримый Он,

И сотряслись мои составы

И зазвучали, как тимпан:

Мне долу вторил океан,

Горе мне вторили перуны:

Мои все жилы были струны,

Я сам — хваления орган.

1828

Принимать или не принимать такого рода поэзию каждый волен по собственной склонности, но уважать, не порицая с высокомерием, — должно.

Константин Сергеевич Аксаков

С понятием славянофильство неразрывно связано в нашем историческом сознании имя Константина Сергеевича Аксакова (1817–1860), старшего сына С.Т.Аксакова, выдающегося русского писателя. Правда, в начале своего пути, как уже вспоминалось здесь, он увлекался западной премудростью, входил в известный кружок Н.В.Станкевича, объединявшего многих убеждённых западников, но затем сознал, что увлечение внешними формами и нравами западной мысли и западной цивилизации чуждо русскому пониманию нашего национального бытия. Западники ответили насмешкою, ироническими выпадами. Именно К.Аксакову больше всего досталось за попытку вернуться к национальной одежде — за «мурмолки» и «армяки». До сих пор популярна сплетня Чаадаева, размноженная Герценом в «Былом и думах», будто Аксакова за его простонародное одеяние простолюдины принимали за персиянина. Да Тургенев вывел его же в «Записках охотника» под личиною непутёвого помещика Любозвонова, вводившего мужиков в оцепенение своими попытками подделаться под народную речь и псевдонародным же костюмом. Вероятно, такое стремление славянофилов оказалось несколько нарочитым, отчасти неловким, но неясно, почему не подвергается насмешкам принципиально ничем не отличное деспотичное навязывание Петром нелепого, менее удобного западного одеяния, бритья бород, обязательного ношения париков и пр. В надменной иронии своих оппонентов К.Аксаков видел «гордость снисхожденья» и «спесь учёных обезьян». Как и Хомяков, он, будучи истинно православным человеком, знал и указывал главное средство против всего дурного в русской жизни: «Пусть покаянье нам поможет, пусть смоет наш тяжёлый грех».

А то, что не услышали, не захотели услышать подобного призыва — то вина и беда едва ли не всех времён. К.Аксаков хорошо понимал главный источник подобной глухоты — всё ту же гордыню разума. В стихотворении «Разуму» он поэтически обобщил все те упреки рациональному началу, какие мы находим у большинства славянофилов: поэт обвиняет разум в гордыне, предрекает его бессилие, указывает на ограниченность, на раздробленность, на слепоту горделивого рассудка. Всесильным разум может стать лишь в смирении «перед таинством святыни». Мы встречаем здесь идеи, так привычно знакомые нам, но оттого не теряющие свою истинность.

Разум, ты паришь над миром,

Всюду взор бросая свой,

И кумир вслед за кумиром

Низвергается тобой.

Уповая всё постигнуть,

Ты замыслил искони

Мир на мире вновь воздвигнуть,

Повторить творенья дни.

Ты в победу гордо веришь,

Ты проходишь глубь и высь,

Движешь землю, небо меришь,

Но, гигант, остановись!

К небесам идешь ты смело,

С двух сторон на них всходя,

Обращая мысли в дело,

Дело в мысль переводя.

Но напрасно: миогодельность

Не дойдёт к причине дел;

Ты нашёл не беспредельность,

Но расширенный предел.

Чтоб вселенную поверить

И построить вновь её,

Гордо мыслию измерить

Ты мечтаешь бытиё

Рассекая жизнь на части

Лезвием стальным ума,

Ты мечтаешь, что во власти

У тебя и жизнь сама;

Ты её добычей числишь;

Но откинь гордыни лесть:

Умерщвляя, ты ли мыслишь

Жизни тайну приобресть?

В недоступные пучины

Жизнь ушла, остался след:

Пред тобой её пружины,

Весь состав, — а жизни нет.

Отрекись своей гордыни,

В битву с небом не ходи,

Перед таинством святыни,

Перед Богом в прах пади!

Вмиг получит смысл от века