Православие и русская литература в 6 частях. Часть 2 (I том)

Для Тютчева язык времени не тёмен (как для Пушкина), но внятен— однако то внятность душевных мук, вопрошаемых совестью. Тоска, стенания времени, покинутость и осиротелость всего мира, призрачность жизни, забвение, погребальное оплакивание… Сколь поразительны эти образы, созданные поэтом, которому всего двадцать шесть лет. Право, в таком переживании вновь ощущаешь отблеск языческого ужаса перед миром, в основе бытия которого — Время — роковой вихрь, безжалостно уничтожающий людское племя.

Из края в край, из града в град

Могучий вихрь людей метёт,

И рад ли ты, или не рад,

Не спросит он… Вперёд, вперёд! (1, 54)

1834

Порою в душе поэта пробуждается горделивое чувство: в самой способности человека бросить вызов стихиям мира — залог победного торжества над самими олимпийскими богами, лишь трепещущими перед Роком. Впрочем, Рок торжествует равно и над людьми, и над богами.

Пускай олимпийцы завистливым оком

Глядят на борьбу непреклонных сердец.

Кто, ратуя, пал, побеждённый лишь Роком,

Тот вырвал из рук их победный венец (1, 129).

1850

Ощущение времени как бездны между отдельными мгновениями жизни — подобная острота восприятия, сверхчувствительность восприятия времени — ни у кого, кажется, кроме Тютчева не встречается более.

Увы, что нашего незнанья

И беспомощней и грустней?

Кто смеет молвить: до свиданья

Чрез бездну двух или трёх дней? (1, 158)

1854

Лишь одно оставляет человеку эта неумолимость бездны времени: безнадёжную надежду мольбы:

О время, погоди! (1, 160)

1855

Впрочем, само время делает восприятие себя самого всё трагичнее и безнадёжнее. Сравним времяощущение трёх поэтов, пытающихся заглянуть в будущее.

У Пушкина — лёгкая улыбка грусти и надежда:

Если жизнь тебя обманет,

Не печалься, не сердись!

В день уныния смирись:

День веселья, верь, настанет.

Сердце в будущем живёт;

Настоящее уныло:

Всё мгновенно, всё пройдёт;

Что пройдёт, то будет мило.

1825

Четверть века спустя Тютчев уже не столь предаётся лёгкости надежды:

Не рассуждай, не хлопочи!..

Безумство ищет, глупость судит;

Дневные раны сном лечи,

А завтра быть чему, то будет.

Живя, умей все пережить:

Печаль, и радость, и тревогу.

Чего жалеть? О чём тужить?

День пережит — и слава Богу! (1, 126)

1850

Поэт философски смиренен.

Вл. Ходасевич убеждён лишь в неизбежной гибели, которую только и способно принести время:

Не жди, не призывай, не верь:

Что будет — есть уже теперь.

Глаза усталые смежи

О счастии не ворожи!

Но знай: придёт твоя пора—

И шею брей для топора.

Поэт XX столетия без надежды взирает на жизнь, на время, на будущее. В середине предшествующего века Тютчев неколеблемо знал, где и в Ком человек такую надежду может обрести. Но чтобы обрести её, эту надежду, необходима вера — и поэт ставит проблему, важную для всех времён: раскрывает сущностную причину всех бед и страданий самоутверждающегося человеческого Я— как и его, поэта, собственной муки:

Не плоть, а дух растлился в наши дни,

И человек Отчаянно тоскует…

Он к свету рвётся из ночной тени

И, свет обретши, ропщет и бунтует.

Безверием палим и иссушён,

Невыносимое он днесь выносит…

И сознаёт свою погибель он,

И жаждет веры — но о ней не просит…

Не скажет ввек, с молитвой и слезой,

Как ни скорбит перед замкнутой дверью:

«Впусти меня! — Я верю, Боже мой!

Приди на помощь моему неверью!..» (1, 136)

1851