Православие и русская литература в 6 частях. Часть 2 (I том)

Взойдёшь ли ты когда, Свобода,

Блеснёт ли луч твой золотой?..

Блеснёт твой луч и оживит,

И сон разгонит и туманы… (1, 169)

Следует с определённостью сказать, что поэт имеет в виду не ту свободу, которую заидеологизированное сознание большинства связывает со стереотипом «революционной борьбы» — к революции у Тютчева было неизменное неприятие, — Тютчев ведёт речь о Свободе в высшем, религиозном понимании, что и раскрывается далее в его стихах. Ведь у всякого, кто непредубеждённо прочтёт приведённые строки, родится вопрос: в чём же залог веры в «золотой луч Свободы»? Как, при каком условии она осуществится? Вопрос важнейший: в ответе на него наша судьба. Ведь и греховность велика:

Но старые, гнилые раны,

Рубцы насилий и обид,

Растленье душ и пустота,

Что гложет ум и в сердце ноет, —

Кто их излечит, кто прикроет?.. (1, 169)

Поэт, пророк — утверждает с несомненностью:

Ты, риза чистая Христа… (1, 169)

1857

Вот то слово, на которое народ должен ответить. Сочувствие этому слову станет и для народа, как для самого поэта, — Благодатью. Но этот идеал может осуществить себя только там, где отступит и смирится горделивое человеческое Я. Вот одна из самых задушевных мыслей Тютчева. Запад в этом отношении представляется Тютчеву безнадёжным, ибо жизнь и душу Запада узнал поэт не понаслышке, не подобно тем, кто издалека обольщаясь, сотворил себе из Европы кумир, — но в результате долгого и спокойного, пристально-внимательного изучения в тесном соприкосновении с европейской жизнью. Значительные годы провел Тютчев в лютеранской Германии и католической Италии — и именно в особенностях их религиозной жизни усмотрел он причины духовного тупика, в котором оказался Запад.

Знаменитое стихотворение «Я лютеран люблю богослуженье…» (1834) обманчиво апологетично первою строфою своею — но в ней завлекающая ловушка для того, кто захочет узреть в стихах родственный душе смысл. Не всякий сразу распознает здесь иронию:

Я лютеран люблю богослуженье,

Обряд их строгий, важный и простой—

Сих голых стен, сей храмины пустой

Понятно мне высокое ученье (1, 53).

Но «люблю» здесь — значит: «ценю, ибо понимаю истинный смысл, ибо в пустоте этой внешней нет обмана, но есть откровенное отражение внутренней пустоты». А что именно так — раскрывается в последующих строках:

Не видите ль? Собравшимся в дорогу,

В последний раз вам вера предстоит:

Ещё она не перешла порогу,

Но дом её уж гол и пуст стоит… (1, 53)

Последняя строка второй строфы явно отсылает к словам Христа:

«Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23, 37–38). Вера покидает этот дом, и скоро он останется обезбоженным бесповоротно. «Лютеран богослуженье» есть последняя попытка воззвать к навсегда оставляющему храм Спасителю — и тщетная.

В последний раз вам вера предстоит…

………………………………….

Ещё она не перешла порогу,

Ещё за ней не затворилась дверь…

Но час настал, пробил… Молитесь Богу,

В последний раз вы молитесь теперь (1, 53).

1834

Остается лишь мёртвая форма — без жизни, без одухотворяющего начала, достойная сожаления и печальной иронии, какую видим мы в стихотворении «И гроб опущен лишь в могилу…» (1836).

Если лютеран поэт удостоил лишь иронией своей, поэтической и невесёлой, то на католицизм он обрушивает гневный сарказм. В ответ на энциклику папы Пия IX от 26 ноября 1864 года, в которой свобода совести была отнесена к «заблуждениям века», Тютчев обличительно непримирим:

Был день, когда Господней правды молот

Громил, дробил ветхозаветный храм,

И, собственным мечом своим заколот,

В нём издыхал первосвященник сам.

Ещё страшней, ещё неумолимей

И в наши дни — дни Божьего суда—

Свершится казнь в отступническом Риме

Над лженаместником Христа

Столетья шли, ему прощалось много,

Кривые толки, тёмные дела,