Православие и русская литература в 6 частях. Часть 4 (III том)

Только это впечатление, так усердно создаваемое автором — ложно. Лживо. Оно основывается на критериях низшего уровня, того, в котором признаётся сам Лесков (правда, об ином рассуждая): «Вера моя мала; она не даёт уму моему силы зреть столь высокого: я держусь земного и перстного» (8,173).

Святитель основывает своё восприятие совершившегося на иной системе ценностных ориентаций. Он несомненно разделяет, по слову Спасителя: Богово и кесарево. Каждому воздаётся своё. В царстве кесаря судят по кесареву закону (в данном случае: по уставу караульной службы) — и поступают в строгом с ним соответствии. На уровне же духовном всё оценивается по критерию единого на потребу— спасения во Христе. Поступок солдата определён требованием высшей любви: душу положить за ближнего своего. Это делается ради Христа, во славу Его. Ждать себе за то награды на земле — лишать себя награды небесной (Мф. 6, 1–4). И во избежание соблазна гордыни промыслительно может быть послано человеку гонение вместо награды земной. Исполнение долга перед Богом, стяжание сокровищ на небе_,не есть заслуга земная, и не должно ожидать за неё воздаяния сокровищами на земле. Неисполнение долга перед Богом в жаждущей Его душе неизбежно вызовет такое тонкое страдание в духе, что не смогут с ним сравниться никакие розги.

Всё это слишком хорошо известно святителю, он во всем событии ясно разглядел действие Промысла. Ничто иное не могло принести большей духовной пользы человеку.

Но все подобные истины— для иудеев соблазн, для эллинов безумие. Вот именно тот уровень, с которого осудил мнение святителя Лесков. Писателем руководила мудрость мира сего (1 Кор. 3, 19).

Обличение, или, точнее сказать, «развенчание» другого святого, отца Иоанна Кронштадтского, находим в рассказе «Полунощники» (1891).

В рассказе старцу-священнику противопоставлена некая Клавдинька, которую сам автор определил как «светлое явление русской жизни»³⁷⁸, молодая самоуверенно-самодовольная девица, поставившая себе целью служить обездоленным. Приглашённый матерью Клавдиньки для вразумления «заблудшей», отец Иоанн не может одолеть в споре начитанную в Евангелии праведницу, оказывается ею почти посрамлённым, поскольку у Лескова все поучения старца в сравнении с тем живым делом, какому она предана, являют лишь пустоту и мертвенность своей словесной оболочки. Разумеется, понятия Церкви, Православия — для Клавдиньки лишь ненужная формальность.

Дополнительное «посрамление» священнику — неумение его распознать обман, каким его завлекают в один дом вместо другого. Лесков настойчиво обращает на то внимание:

«Какой же он святой, а ничего не видит, что с ним делают» (8,184).

«…Как же это он провидец, а его обманом в чужую карету — обмануть можно?» (8,202).

Наивность такого довода очевидна — но ведь действует на неискушённые умы. Провидческий дар не есть неизменное индивидуальное свойство, предназначенное для использования в бытовых ситуациях, а проявление промыслительной воли — в домостроительстве спасения.

В «Полунощниках» повествует о событиях некая Марья Мартыновна, корыстолюбивая ханжа, и её сочувствие старцу и осуждение Клавдиньки становится дополнительным авторским комментарием происходящему: нравственная компрометация рассказчицы как бы заставляет воспринимать её оценки в обратном смысле.

И всё же Клавдинька производит неприятное впечатление на непредвзятого читателя, как бы ни возносил её автор: ему не удалось создать живого характера, но лишь надуманную схему действий и поступков. Что же до поражения святого в споре с девицею — в том видна заданность изначального намерения автора: желания опорочить то, чем жила Церковь, противопоставить ей некое «вольное христианство», не скованное догматами и формальной обрядовостью. Фальшивая затея. В живой жизни это всегда оборачивается недобром: вначале адепты нового убеждения ещё держатся на инерции добрых стремлений и искренней нравственности — но несомненная прелесть, в какой они пребывают, в итоге обрекает идущих по этому пути на многие беды. Они превращают свои самостоятельные убеждения и добродетель в идола — и становятся его жертвою.

По истине: Клавдинька слишком озабочена собственною душевною беспорочностью, она за себябеспокоится прежде, натужно опасается, как бы нравственную чистоту свою не попачкать — оттого слишком заносчиво ведёт себя с пришедшим к ней старцем: упоённая собственной праведностью.

Что же до изображения святого — так это не реальный старец, но вымышленный персонаж, которому приданы облик и имя отца Иоанна. Лесков заставляет его потерпеть поражение — то вина Лескова.

И всё же не может автор полностью уйти от жизненной правды — в оценках характера и действий праведной девицы. Недаром приходской священник ещё при самом начале клавдинькиных причуд предупреждает её мать: