Православие и русская литература в 6 частях. Часть 5 (IV том)

Евгений Николаевич устроился на незаметную должность в Адмиралтействе, а для себя занялся пушкинистикой — темой, не главной в его жизни, но давней по увлечению. Пробует печатать статьи о Пушкине, но 12 апреля 1924 г. его арестовывают в числе «бывших»: получил два года ссылки в село Богучаны Алтайского края. По возвращении в Ленинград в чрезвычайно стеснённых обстоятельствах еле перебивался частными уроками и случайными мелкими заработками. В декабре 1930 г. — снова арест, теперь уже в числе прихожан Преображенского собора. На допросах Евгений Николаевич держался мужественно, заявив: «Гонения соввласти на религию не могли меня, как верующего, радовать». Приговором «тройки» ОГПУ расстрелян 13 февраля 1931 г.

Сергей Александрович Нилус

В преддверии всероссийского прославления в лике святых великого Саровского старца Серафима в газете «Московские ведомости» (18–20 июля 1903 г.) появилась публикация Сергея Александровича Нилуса (1862–1929) «Дух Божий, явно почивший на отце Серафиме Саровском», известная впоследствии как «Беседа преподобного Серафима Саровского с Николаем Александровичем Мотовиловым о цели христианской жизни». Эта публикация была столь заметным явлением в духовной литературе, что «Беседу», по праву, причислили к жемчужинам богословской мысли, украшающим отечественное предание. Вошла «Беседа» составной частью и в знаменитое творение Сергея Александровича Нилуса «Великое в малом» (Царское Село, 1905), посвящённое молитвенным подвигам монашествующих Саровской и Дивеевской обителей. С живым интересом читались современниками писателя и другие его книги: «Сила Божия и немощь человеческая» (Сергиев Посад, 1908), «Святыня под спудом» (Сергиев Посад, 1911), «На берегу Божьей реки. Записки православного» (Сергиев Посад, 1916) и «Близ есть, при дверех» (Сергиев Посад, 1917). Ныне все книги С.А.Нилуса переизданы»³⁴³.

9. Акмеизм. Творчество Н.С.Гумилёва

«Преодолевшими символизм» назвал их Жирмунский — акмеистов, к которым воспылал такою неприязнью Блок. И понятно: они утверждали совершенно противоположный принцип мировосприятия и отображения бытия в творчестве.

Георгий Иванов вспоминал: «После 1905 года вкусы русской «передовой» публики начали меняться. Всевозможные «дерзания» её утомили. После громов первых лет символизма хотелось простоты, лёгкости, обыкновенного человеческого голоса»³⁴⁴. Таким голосом и заговорили акмеисты.

Появление акмеизма связывается в истории литературы с созданием в Петербурге «Цеха поэтов» (1911–1914), в который входили Н.Гумилёв, С.Городецкий, А.Ахматова, О.Мандельштам, Г.Адамович, Г.Иванов и др.

Н.С.Гумилёв, один из вождей акмеизма, утверждал (в статье «Наследие символизма и акмеизм», 1913):

«Для внимательного читателя ясно, что символизм закончил свой круг развития и теперь падает. И то, что символические произведения уже почти не появляются, а если и появляются, то крайне слабые даже с точки зрения символизма, и то, что всё чаще и чаще раздаются голоса в пользу пересмотра ещё так недавно бесспорных ценностей и репутаций, и то, что появились футуристы, эгофутуристы и прочие гиены, всегда следующие за львом. На смену символизма идёт новое направление, как бы оно ни называлось, акмеизм ли (от слова «акме»— высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора) или адамизм (мужественно твёрдый и ясный взгляд на жизнь), во всяком случае, требующее большего равновесия сил и более точного знания отношений между объектом и субъектом, чем то было в символизме. <…>

В кругах, близких к акмеизму, чаще всего произносятся имена Шекспира, Рабле, Виллона и Теофиля Готье. Подбор этих имён не произволен. Каждое из них — краеугольный камень для здания акмеизма, высокое напряжение той или иной его стихии. Шекспир показал нам внутренний мир человека, Рабле — тело и его радости, мудрую физиологичность, Виллон поведал нам о жизни, нимало не сомневающейся в самой себе, хотя знающей всё, — и Бога, и порок, и смерть, и бессмертие, Теофиль Готье для этой жизни нашёл в искусстве достойные одежды безупречных форм. Соединить в себе эти четыре момента — вот та мечта, которая объединяет сейчас между собой людей, так смело называющих себя акмеистами»³⁴⁵.

Претензия, как видим, впечатляющая. Другой вождь акмеизма, Городецкий (именно он, к слову, хотел назвать своё направление «адамизмом»), декларировал тогда же:

«Борьба между акмеизмом и символизмом, если это борьба, а не занятие покинутой крепости, есть прежде всего борьба за этот мир, звучащий, красочный, имеющий формы, вес и время, за нашу планету Землю»³⁴⁶.

Понятнее разъяснил всё Жирмунский в критической статье «Преодолевшие символизм» (1916):