Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 1 (V том)

В событиях романа — реальная жизнь также ставит своего рода эксперимент с «убийством» Христа в душе человека. «Подопытным» становится сын профессора Гребина, Сева. Родители предоставляют его саморазвитию, почти не вмешиваясь во все своеобразные отклонения сына от того, что обычно считается нормою. Но если сам Гребин делает это по недостатку времени, то жена его и мать Севы, Катя, отвергает вмешательство в жизнь сына сознательно. Разумеется, намерения она имеет при том самые благие. Важнее всего, однако, что мать, думая о счастье сына, с некоторым даже раздражением отвергает этические принципы, основанные на словах Христа: «Христос из вас первый, кто любовь омертвил» (4,102).

Мать заменяет понятие любви к ближнему — «любовью к наиближним», то есть выдвигает принцип замкнутой эгоистической любви, любви «для себя», любви к себе. Ибо «наиближние» как бы включаются при этом в некое замкнутое внутреннее пространство индивидуальности, и забота о цельности этого пространства ничем не отличается от предпочтения личных интересов и целей всему отчуждённому сознанием человека миру. Заповедь Христа о любви к ближнему направлена именно на необходимость соборного — неслиянного, но нераздельного — единения всех без исключения в том духовном пространстве, которое каждой личностью будет сознаваться как своё внутреннее. Горним Первообразом такой любви является для человека Пресвятая Троица. «Любовь не ищет своего…» (1 Кор. 13, 4–5). Эгоистическая мысль жены Гребина противостоит такому пониманию — и Христос «убивается» в душе брошенного в жизнь молодого человека.

В романе есть упоминание и ещё об одном «убийстве» Спасителя — совершённом когда-то старшим другом и наставником Гребина, его бывшим командиром Иваном Трофимовичем Голенковым, который в бытность лихим красноармейцем закрыл и разорил некую безвестную церковь в безвестном русском селе, насаждая принципы большевицкой власти. Воспоминание об этом тревожит покой отставного командира на исходе его жизни.

Роман имеет сложное композиционное построение: историко-философские размышления Гребина перемежаются рассказами о компьютерных играх его команды, о семейных тревогах, связанных с судьбою сына; дополнительно в структуру повествования включены исторические «Сказания», посвящённые персонажам и событиям мировой истории, рядовой частью которой сознаётся и Священная История. И все проблемы, скрученные в тугой узел единым замыслом романиста, сопряжены прямо или косвенно с важнейшим вопросом, тревожащим сознание и автора, и его персонажей, — с загадкою, с тайною земного пути Иисуса Христа.

Сам Христос появляется в романе всего лишь в одном эпизоде, в «Сказании первом», посвящённом Его убийству после одной из первых проповедей. Как личность Христос Тендрякова наделён стандартным набором стереотипных черт и малоинтересен. Тут можно отдать предпочтение даже булгаковскому Иешуа. Да то и логично: чем особенным может оказаться интересною «молекула», сводимая к математической формуле? В других четырёх «Сказаниях» выведены: Диоген, апостол Павел («не ведающий Христа»), некие вымышленные граждане древнего Рима и утопист Кампанелла. Но «Сказания» эти, хоть и любопытны, внешне любопытны, по сути не представляют особого интереса, ибо являются простенькой иллюстрацией к марксистским трактовкам истории — правда, марксизм преподносится несколько вольно.

Неожиданно (для безбожного сознания: ибо с позиции православного понимания всё прозрачно предсказуемо) оказывается, что все «убийства» Христа в реальных жизненных коллизиях оборачиваются для «убийц» драматическими последствиями. Впадает в безнадёжную тоску отставной подполковник Голенков, в сознании которого промелькнуло вдруг: «Не оттого ли, что я жизнь перекалил, мои дети холодны, как ледышки?.. Да, и дочери, и зятья. Пробовал исповедоваться — пожимают плечами: мол, известно, нас не удивишь. Спрашиваю о будущем: каким бы вы хотели его видеть? Снова пожимают плечами… Да, чёрт возьми, меня, считай, уж нет на свете! За вас же, живых, страшусь. Камо грядеши, человецы?..» (4,75). Но не хотят никуда человецы. История останавливается?

Сева Гребин, перенявший от матери её прагматическую любовь, становится чёрствым эгоистом, бездушным, жалким, трусливым — и мать признаёт свою сугубую в том вину.

В компьютерных играх происходит невероятное: Христос «воскресает». Совершая свои расчёты, машина приходит к безапелляционному выводу: без Христа история обойтись не может. Казалось бы: Истина восторжествовала, преодолевши все заблуждения замутнённого рассудка. Беда, однако, в том, что логическое обоснование истинных выводов делает всё тот же просветительский рассудок, анализирующий не живую, но виртуальную реальность, и необходимость исторических деяний Христа рассматривается поэтому не более чем с позиции прагматически-позитивистского миропонимания.