Православие, инославие, иноверие. Очерки по истории религиозного разнообразия Российской империи

К моменту последних дореволюционных выборов в декабре 1911 года Столыпина уже не было в живых. Премьер-министр мог влиять только на первые стадии выборов после смерти Матевоса, прослужившего католикосом менее полутора лет. Выборы заметно осложнились тем, что 28 делегатов – в том числе представители Синода и братии в самом Эчмиадзине – бойкотировали их. Они заявили, что Дашнакцутюн и Национальное собрание в Константинополе оказали на них давление с целью исключить бывшего константинопольского патриарха из списка возможных кандидатов. На этом основании МВД предлагало даже признать результаты выборов незаконными, тем более что избранный католикос Кеворк (Суренян) подозревался в связях с армянским революционным движением. В очередной раз, однако, критическое положение османских и персидских дел оказало определяющее влияние на решение российского императора. Наместник и МИД, как и раньше, сплотились вокруг предположения о необходимости добиваться сочувствия армян к России, тем более что оба ведомства именно в это время готовились вновь отыграть армянский вопрос на международной арене[665]. Воронцов-Дашков, кроме того, заметил, что кассация выборов создала бы опасный прецедент, позволяющий меньшинству срывать выборы, и что в любом случае Кеворк был российским подданным, «человеком благонадежным и хорошо нам известным». В итоге МВД вынуждено было утвердить Кеворка. Таким образом, после убийства Столыпина, в условиях, когда Россия стремилась использовать армянский вопрос во внешней политике, имперские власти во многом вернулись на традиционные позиции относительно армянской церкви. Как утверждает В.Г. Тунян, «процесс нормализации отношений руководства армянской церкви и самодержавия» завершился именно накануне Первой мировой войны[666].

Заключение

В чем состояла суть «эчмиадзинского вопроса», требовавшего от имперского правительства столько внимания и энергии на протяжении почти столетия? Начнем с того, что католикос являлся одновременно духовным главой всей армянской церкви, российским подданным и государственным служащим в сложившейся системе конфессионального управления. Поэтому задача правительства, как утверждалось в одной записке МИД середины 1860-х годов, заключалась в том, чтобы «этот высокопоставленный в духовном отношении подданный России, исполняя обязанности свои в отношении Государя, которому он присягал, и Государства, в котором он пребывает, в то же время удерживал, во всей неприкосновенности, в руках своих и власть, предоставленную ему канонами церкви, над паствою своею и вне пределов России и чтобы обязанности подданного не ставили его в противоречие с своею совестью в качестве Верховного Главы церкви»[667]. Понятая таким образом задача являлась крайне сложной ввиду того, что армяне проживали в разных странах, а также ввиду неоднородности источников власти католикоса. Неудивительно, что российское правительство каждый раз переопределяло эту задачу в контексте менявшихся обстоятельств как внутри России, так и вне ее, затрудняясь разрешить противоречия, вытекавшие из двойственности понимания должности католикоса.

Отношение Петербурга к католикосу также обуславливалось процессами, происходившими в Османской империи. В армянской общине, чья роль в финансах и промышленности Османской империи была столь значительна, Россия видела верный и самый прямой инструмент влияния на Восток. Частые войны с Турцией создавали стимул для поддержки хороших отношений с населением, которое оказывалось в центре военных действий в любом предполагаемом российско-османском конфликте. Казавшийся неминуемым раздел Османской империи заставлял официальные круги постоянно думать о положении, в котором Россия окажется в этот критический момент. Растущее влияние Запада на Константинополь и даже Анатолию принуждало Россию дорожить таким важным политическим преимуществом, как институт католикоса. Лишь полное неповиновение Эчмиадзина вынудило Петербург отказаться от политики задабривания. Кроме временного отступления от традиционного подхода в 1891–1905 годах, соображения внешней политики почти всегда перевешивали соображения внутренней в рассуждениях правительства о католикосе.