Православная цивилизация

Но новая действительность, наступившая после холодной войны, не только характеризуется реставрацией старого мышления, требующего от побежденных "аннексий и контрибуции". В мире как будто образовалась прореха, через которую в цивилизованную действительность ХХ века ворвалось нечто совсем уж неожиданное и шокирующее - новое рабовладельческое сознание и органически связанный с ним расизм. Победители оказались исторически столь нетерпеливыми, что их больше не устраивает ситуация ожиданий, связанная с НТР. Те самые потребительские ожидания гедонистического человека Запада, которые адресовались элите научно-технического творчества, обязавшейся устроить в скором будущем технотронный рай на земле, теперь адресуются элитам, связанным со старыми империалистическими занятиями: натовским генералам, геополитическим стратегам, дипломатам, и политикам, взимающим контрибуцию с побежденных "второго мира". На Западе происходит новый поворот, возвращающий нас в рабовладельческую архаику, ко временам императорского Рима.

Поздний Рим тоже ведь был массовым потребительским обществом, гедонистическое воображение которого было, пожалуй, более развито, чем у современного Запада. И удовлетворить растущие аппетиты этого общества можно было только одним способом: закабаляя все новые народы и пространства ойкумены, превращая завоеванное население из людей в "говорящие орудия". Переворот, происходящий сегодня в мире, возвращает нас к этим временам. Победа Запада в холодной войне совпала с тем переворотом в его сознании и культуре, когда рост потребительских вожделений уже ничем изнутри остановить не возможно, но невозможно и удовлетворить их изнутри. Требуется, следовательно, мощная экспансия вовне, новый передел мира и новое, неожиданное, деление человечества.

Речь идет о новой дезинтеграции мировой человеческой семьи; вместо единого человечества, имеющего единую историческую программу развития и единую перспективу, вырисовываются контуры нового деления на расу господ сверхчеловеков и расу неприкасаемых, недочеловеков. Здесь как нельзя кстати пришлись откровения культурной антропологии, распознавшей, что за различиями в уровнях технического и экономического развития лежит более глубинное качественное различие людей - в менталитете. "Неадекватный", "чуждый" менталитет - совсем не то, что прежняя отсталость, недоразвитость и неграмотность. Болезни менталитета нельзя излечить просвещением - они относятся к числу неизлечимой наследственности, которая фатально отличает незападных людей от "нормального" западного типа.

В 90-х годах ХХ века - после холодной войны, на Западе умер техницистский миф, связанный с эмансипаторской миссией техники.

Теперь уже никто не говорит об упразднении труда как тяжкого человеческого удела на земле и о том, чтобы все неблагодарные виды профессиональной деятельности передать машине. Отныне речь идет о том, чтобы все тяжкое, обременительное и непрестижное передать новым мировым изгоям - иностранным рабочим, цветным мигрантам, в конечном счете незападному большинству человечества, которое и человечеством в собственном смысле назвать нельзя. Выдвинут новый глобальный проект деиндустриализации. С одной стороны речь идет о деиндустриализации дискриминационного типа, относящейся к поверженному второму миру. Применительно к нему она означает разоружение, не только касающееся военно-промышленного комплекса, но и самой способности когда-либо его воссоздать.

Реиндустриализация в постсоветском пространстве означает перевод этого пространства в разряд неприкасаемых - четвертого мира, удел которого - поставлять дешевых рабов для господ мира сего.

Но существует деиндустриализация и другого рода, относящаяся к привилегированному меньшинству человечества, в первую очередь - к стране гегемону, США. Страна - гегемон и наиболее близкие к ней стратегические союзники, расовая атлантическая идентичность которых считается бесспорной, в перспективе должны быть полностью освобождены от занятий материальным производительным трудом и сосредоточить в себе функции командной штабной экономики, связанной с манипуляцией планетарными ресурсами, их глобальным перераспределением и контролем.

Для того чтобы оказаться на высоте этой функции, требуется особый этос, вряд ли совместимый с традициями протестантской аскетики, о которой говорил М. Вебер. Нет рудовой, а завоевательный, господский этос, формирующий планетарного миссионера - организатора, не знающего интеллигентских сомнений. В свое время Ф. Ницше указал на присутствие такого этоса в античной рабовладельческой культуре. Он выделил в ней действительный стержень, без которого она ни могла бы себя воспроизводить в мире " варварского большинства". Филологическому умилению гуманистов, изучающих античное культурное наследие в отрыве от его материальных предпосылок, Ницше противопоставил несентиментальную картину общества кшатриев, господствующего над окружающей человеческой массе благодаря воинской культуре тела, глубочайшей внутренней самоуверенности и безупречной военной организации.