Читаем Православно-догматическое богословие. Том II полностью

I. Повествование трех Евангелистов, Матфея, Марка и Луки об установлении таинства Евхаристии. Все они свидетельствуют, что Господь Иисус на последней вечери, взяв хлеб, благословил, преломил и, раздавая его ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть тело мое, еже за вы ломимое: сие творите в мое воспомининие, — и взяв чашу с вином, и воздав над нею хвалу Богу, подал ее ученикам, говоря: пийте от нея вси: сия бо есть кровь моя новаго завета, яже за многие изливаема во оставление грехов (Матф. 26, 26; Марк. 14, 22; Лук. 22, 19). Отступать и здесь от буквального смысла слов Спасителя, — в которых Он с такою ясностию свидетельствует, что под видами хлеба и вина в таинстве Евхаристии преподаются Его истинное тело и Его истинная кровь, — нет ни малейшего основания; напротив, все заставляет принимать их в смысле буквальном. И —

1) Достоинство самого Спасителя. Допустить с вольнодумцами, что Господь, говоря ученикам своим: сие есть тело мое…, и сия есть кровь моя…, хотел собственно выразить мысль: «это есть символ или знак моего тела, и это есть символ моей крови», не значит ли допустить вместе, что Он неточностию своего выражения ввел в заблуждение и Апостолов, и чрез них всю Церковь, которая, как увидим, всегда принимала означенные слова в смысле прямом, буквальном, и потому всегда видела в Евхаристии истинное тело и истинную кровь своего Господа, а отнюдь не символы Его тела и крови?

2) Обстоятельства, посреди которых Христос произнес эти слова. Он произнес их пред одними избранными учениками своими, Которые удостоились от Него слышать: вы друзи мои есте (Иоан. 15, 14. 15); произнес в то время, когда, по сознанию самих учеников, Он уже ни о чем не беседовал с ними в притчах, а глаголал прямо, не обинуяся (Иоан. 16, 29); произнес в последние часы пред своими страданиями и смертию. Но если когда естественно всякому открывать друзьям душу свою и говорить пред ними прямо и ясно, — то по преимуществу пред своею кончиною.

3) Значение Евхаристии. Установляя ее, Господь установлял величайшее таинство нового завета, которое заповедал совершать во все времена (Лук. 22, 19. 20). Но и важность таинства, необходимого для нашего спасения, и свойство завета или завещания, и свойство заповеди равно требовали, чтобы при этом речь была употреблена самая ясная и определенная, которая бы не повела ни к каким недоразумениям или обману в столь важном деле.

4) Отношение этих слов Спасителя к тем, какие произнес Моисей при утверждении ветхого завета. Установляя великое таинство в знамение и утверждение нового завета между Богом и новым Израилем, Господь Иисус, преподавая ученикам своим чашу, сказал: сия есть кровь моя новаго завета, — подобно тому, как и Моисей в утверждение ветхого завета между Богом и народом израильским, взяв кровь и окропляя ею народ, говорил: сия есть кровь завета, егоже завеща к вам Бог (Евр. 9, 20; Исх. 24, 8). Но Моисей несомненно проливал тогда действительную кровь тельчую (Исх. 24, 5), которая прообразовала искупительную кровь Агнца, закланного за грехи мiра на жертвеннике крестном. След., и Иисус Христос преподал ученикам в чаше завета истинную, действительную кровь свою.

III. Учение св. апостола Павла об Евхаристии, которое он выражает преимущественно в двух местах послания к Коринфянам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Православие и свобода
Православие и свобода

Представлять талантливую работу всегда приятно. А книга Олеси Николаевой «Православие и свобода» несомненно отмечена Божиим даром приумноженного таланта. В центре её внимания − проблема свободы воли, то есть та проблема, которая являлась мучительным вопросом для многих (и часто − выдающихся) умов, не просвещённых светом боговедения, но которая получает своё естественное разрешение лишь в невечернем свете Откровения. Ведь именно в лучах его открывается тот незыблемый факт, что свобода, то есть, по словам В. Лосского, «способность определять себя из самого себя», и «придаёт человеку отличающую его особенность: быть сотворённым по образу Божию, ту особенность, которую мы можем назвать личным его достоинством»[1]. Грехопадение исказило и извратило это первозданное достоинство. «Непослушанием Богу, которое проявилось как творение воли диавола, первые люди добровольно отпали от Бога и прилепились к диаволу, ввели себя в грех и грех в себя (см.: Рим. 5:19) и тем самым в основе нарушили весь моральный закон Божий, который является не чем иным, как волей Божией, требующей от человека одного − сознательного и добровольного послушания и вынужденной покорности»[2]. Правда, свобода воли как изначальный дар Божий не была полностью утеряна человеком, но вернуть её в прежней чистоте он сам по себе не был уже способен. Это было по силам только Спасителю мира. Поэтому, как говорит преподобный Иоанн Дамаскин, «Господь, пожалев собственное творение, добровольно принявшее страсть греха, словно посев вражий, воспринял болящее целиком, чтобы в целом исцелить: ибо "невоспринятое неисцеляемо". А что воспринято, то и спасается. Что же пало и прежде пострадало, как не ум и его разумное стремление, то есть воление? Это, стало быть, и нуждалось в исцелении − ведь грех есть болезнь воли. Если Он не воспринял разумную и мыслящую душу и её воление, то не уврачевал страдание человеческой природы − потому-то Он и воспринял воление»[3]. А благодаря такому восприятию Спасителем человеческой воли и для нас открылся путь к Царству Божиему − путь узкий и тесный, но единственный. И Царство это − лишь для свободно избравших сей путь, и стяжается оно одним только подвигом высшей свободы, то есть добровольным подчинением воле Божией.Об этом и говорится в книге Олеси Николаевой. Великим достоинством её, на наш взгляд, является тот факт, что о свободе здесь пишется свободно. Композиция книги, её стиль, речевые обороты − свободны. Мысль течёт плавно, не бурля мутным потоком перед искусственными плотинами ложных антиномий приземлённого рассудка. Но чувствуется, что свобода эта − плод многих духовных борений автора, прошлых исканий и смятений, то есть плод личного духовного опыта. Именно такой «опытный» характер и придаёт сочинению Олеси Николаевой убедительность.Безусловно, её книга − отнюдь не богословско-научный трактат и не претендует на это. Отсюда вряд ли можно требовать от автора предельной и ювелирной точности формулировок и отдельных высказываний. Данная книга − скорее богословско-философское эссе или даже богословско-публицистическое и апологетическое произведение. Но, будучи таковым, сочинение Олеси Николаевой целиком зиждется на Священном Писании и святоотеческом Предании, что является, несомненно, великим достоинством его. А литературный талант автора делает сокровищницу Писания и Предания доступным для широкого круга православных читателей, что в настоящее время представляется особенно насущным. Поэтому, думается, книга Олеси Николаевой привлечёт внимание как людей, сведущих в богословии, так и тех, которые только вступают в «притвор» боговедения.Профессор Московской Духовной Академии и Семинарии,доктор церковной истории А. И. Сидоров© Московское Подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. 2002По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II

Олеся Александровна Николаева

Православие / Религиоведение / Христианство / Эзотерика / Образование и наука
Отечник
Отечник

«Отечник» святителя Игнатия Брянчанинова – это сборник кратких рассказов о великих отцах Церкви, отшельниках и монахах. Игнатий Брянчанинов составил его, пользуясь текстами «Пролога» и «Добротолюбия», делая переводы греческих и латинских произведений, содержащихся в многотомной «Патрологии» Миня. Эта книга получилась сокровищницей поучений древних подвижников, где каждое их слово – плод аскетического опыта, глубоко усвоенного самим писателем. «Отечник» учит умной внимательной молитве, преданности вере Православной, страху Божиему, так необходимым не только монашествующим, но и мирянам. Святитель был уверен: если в совершенстве овладеешь святоотеческим наследием, то, «как единомысленный и единодушный святым Отцам, спасешься».Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви

Святитель Игнатий

Православие