Православное понимание экономики

«Но где же корень грустного направления? Не есть ли это явление бессознательное? Нет, к несчастью, оно исходит из глубокого сознания неисправимости трех тяжких провалов: 1) опоздание в 40-х годах сооружением железной дороги из Москвы к Черному морю; 2) накопление заграничных долгов и 3) пренебрежение к мысли фельдмаршала князя Барятинского. Остается одно утешение – принять эти провалы, как наказание свыше за великий грех духоугашения светлых патриотических мыслей, и затем никогда подобных грехов не делать, чтобы еще более не пострадать».

В статье «Мысли русского, порожденные речью князя Бисмарка» он продолжает тему духоугашения:

«К первоначальным всемирным праотцам Всетворящее Слово нисходило от уст Самого Вседержителя, а потом оно выражалось в пророческих вещаниях и, наконец, в Новом Завете перешло в народообладание, выразившись между прочим в известном правиле: не угашайте духа, в нем бо сила. Мы совсем отвергли этот завет».

В этой же статье Кокорев затрагивает такой тонкий вопрос, как страх Божий. И констатирует, что этот страх Божий исчез прежде всего у элиты России:

«Немцы заявляют, что они боятся только одного Бога, а мы, если окинем строгим взором несколько минувших десятилетий, то не можем не вынести совестного упрека за то, что богобоязнь была в нашей интеллигентной и канцелярской жизни в полном забвении».

Понятно, что если нет страха Божия, то можно творить любые беззакония. Это исчезновение страха Божия у нашей аристократии во второй половине XIX века констатировали святители Игнатий (Брянчанинов) и Феофан Затворник, русский мыслитель Константин Леонтьев и многие другие. Тут, как говорится, Кокорев ничего нового не говорит. Но слава Богу, что он об этом говорит, напоминает, потому что во времена Кокорева страх Божий утратили не только многие аристократы и чиновники, но также некоторые купцы и фабриканты. Понимание страха Божия у Кокорева органически связано с другим явлением духовного мира – гневом Божиим. Например, в «Пути севастопольцев» мы читаем:

«Между тем как мысли наши, лишенные прав гражданства, блуждали в какой-то пустыне бесплодия, вдруг грянул гром, севастопольский гром, принимаемый земной суетой за последствие дипломатических недоразумений, а христианским созерцательным смирением объясняемый явлением гнева Божия».

Кокорев в заключении «Экономических провалов» говорит очень простые и нужные русскому человеку слова о необходимости возвращения к Богу. Без этого все реформы и прочие экономические и политические ухищрения будут самообманом, пользы не принесут:

«Не политико-экономические витийства, не парламентские хитросплетенные речи и не разновидные конституции дадут нам разум для благоустройства и возвеличения России, а живущее в простых чистых сердцах Слово Божие».

Василий Александрович уверен, что Россия не погибнет, русский народ, как и всякий другой, имеет своего ангела-хранителя. В статье «Мысли русского, порожденные речью князя Бисмарка» он пишет:

«В народной жизни существует полное верование в то, что каждая страна имеет своего Ангела Хранителя, осеняющего властительные думы светом разума, и что это осенение умаляется по мере того, как властительность, забывая установленные заветы, начинает впадать в великий грех духоугашения. Поклонники верования в высшую силу, кроме многих доводов, ставят в пример нынешнее положение Испании. Они говорят: давно ли Испания, как страна вечного раздора, изгнала королеву Изабеллу, давно ли доны Карлосы раздирали ее на части и давно ли призванный из Италии король Амедей не мог устоять против народного волнения и должен был оставить свой престол. Все это совершилось на нашей памяти; но вот теперь на престоле младенец – и все тихо и спокойно. Не ясно ли, что ангел мира и тишины парит над страною, следовательно есть сила свыше видимой земной силы».

Все работы Кокорева свидетельствуют: сам Василий Александрович имеет страх Божий, уповает на Бога и ангела, охраняющего Россию. Все остальное для него, включая экономику, второстепенно.

Итак, религиозность Кокорева не вызывает сомнений. Хотя Василий Александрович формально вышел из семьи староверов (старообрядцев) и о его дальнейших религиозных воззрениях и религиозности мало что известно, можно предположить, что он был близок к Православной Церкви (это видно по кругу его общения). По крайней мере, ни одного неуважительного высказывания в адрес православия мы не найдем в его работах. Даже если он оставался последовательным старовером, он одновременно был последовательным и очень ревнивым приверженцем российской монархии в лице Романовых.