9. По окончании этого священноначальник полагает тело усопшего в честном месте, в ряду тел других святых, единочинных усопшему. Это потому, что если усопший проводил боголюбивую жизнь по душе и по телу, то вместе с праведной душой должно быть почтено и тело, сподвизавшееся ей в священных трудах. Потому и правосудие Божие дарует ей заслуженные воздаяния вместе с ее собственным телом как сподвижником ее и соучастником в жизни праведной или неправедной; потому же и божественный устав священнодействий дарует богоначальное общение обоим им вместе, именно душе в чистом созерцании и ведении совершаемого, а телу как бы под образами в божественнейшем мире и в священнейших символах богоначального причащения, освящая всего человека, священносовершая всецелое его спасение и освящением всего существа его предвозвещая ему совершеннейшее воскресение.
10. Что же касается совершительных призываний, то непозволительно истолковывать их письменно и таинственное значение их, равно как и совершаемые через них Богом действия, выводить из тайны к общеизвестности. По чину нашего священного Предания узнав их из тайных наставлений и при помощи любви Божией и священного содействия иераршеского достигнув божественнейшего порядка жизни и высоты, ты будешь возведен к высшему ведению тайносовершительных наставлений.
11. Наконец, в том, что дети, еще не могущие понимать вещей божественных, бывают причастниками священного богорождения и Священнейших Таин богоначального общения, чуждые освящения находят, как говоришь ты, достойным справедливого смеха, когда иерархи учат вещам божественным тех, которые не могут еще слышать, и понапрасну преподают священные Предания тем, которые еще ничего не смыслят, и, что еще будто бы смешнее, когда другие произносят за детей отрицания и священные обеты. Твоему священноначальническому разумению должно не негодовать на заблудших, но благоразумно и с любовью ради их вразумления давать ответ на приводимые ими возражения, поставляя на вид в защиту священного установления и то, что наше ведение не обнимает собою всего божественного, что многое непонятное нам имеет свои богоприличные основания, нам, может быть, и неизвестные, но ведомые степеням, высшим нас, а многое сокрыто даже и от самых высших существ и вполне известно только одному премудрому и мудростеподательному Богоначалию. Впрочем, мы скажем теперь и об этом предмете то, что передали нам, научившись из древнего Предания, богообразные наши священносовершители. Они говорили, что и справедливо, что младенцы, будучи возводимы к таинствам по священному законоположению, будут вводиться в священный порядок жизни, делаясь свободными от всякого нечестия и отдаляясь от жизни, чуждой святыни. Приняв это во внимание, божественные наставники наши положили принимать младенцев по священному чину так, чтобы естественные родители приводимого ребенка передавали его какому-либо из посвященных в тайны учения божественного доброму руководителю, которым бы впоследствии дитя было руководимо как богодарованным отцом и споручником священного спасения. Когда этот даст обет руководить младенцем в святой жизни, священноначальник повелевает произносить отречения и священные обеты отнюдь не так, как бы он посвящал в божественные тайны одного вместо другого, как говорят те порицатели. Восприемник не говорит: «Вместо ребенка я делаю отречения, или священные обеты», но говорит, что ребенок отрицается и сочетавается, т. е. как бы так: «Я даю обещание внушить этому младенцу, когда он будет входить в разум и в состоянии будет понимать священное, чтобы он отрицался всецело всего вражьего и исповедовал и исполнял на деле божественные обеты». Мне кажется, ничего нет страшного в том, что дитя руководится в божественном воспитании, имея у себя руководителя и священного восприемника, который вкореняет навык к божественному и хранит его непричастным всему вражескому. Священноначальник преподает также ребенку и причастие Священных Таин, чтобы он напитался ими и не знал бы другой жизни, кроме той, которая всегда устремлена к божественному, и причастника Таин возращает в святости, утверждает в священных навыках и священнолепно возводит к совершенству под влиянием богообразного восприемника.
Таковы-то, чадо, и так прекрасны доступные для меня единовидные тайны нашего священноначалия. Может быть, для других, прозорливейших умов зримо не только это, но и гораздо более светоносное и богообразнейшее. И для тебя, как я думаю, воссияют красоты несравненно светлейшие и божественнейшие, когда, пользуясь указанными ступенями, ты взойдешь к высшему озарению. Преподай тогда, возлюбленный мой, и ты мне осияние совершеннейшее и покажи очам моим те благолепнейшие и единовиднейшие красоты, которые, без сомнения, сподобишься видеть, ибо я с дерзновением уповаю, что тем, что сказал, возжгу хранящиеся в тебе искры божественного огня.
Место, роль, ответственность священноначалия