Правосудие Бешеного

— Понятно. Давай стучись в дверь и окликни его, пусть он ее откроет.

— Нугзар! Спишь? — крикнул Мирский и постучался.

— Что надо? — послышался из-за двери недовольный голос Джанашвили.

— Открой, дело есть. Я тебе газету тут одну привез со статейкой интересной, хочу показать.

— Что за статья, о чем?

В двери щелкнул замок. Джанашвили уже настолько надоело безделье, что он был рад любому новому развлечению — и это притупило его знаменитую всегдашнюю бдительность.

Как только Нугзар отпер дверь, первый киллер оттолкнул Мирского и, рывком распахивая дверь, ворвался в спальню. Джанашвили, сбитый с ног дверью, упал на пол. Киллер с лета ударил его ногой в пах — и Нугзар взвыл от боли. Второй киллер ввел Мирского в спальню и стволом автомата показал на пол. Виктор сел рядом с корчащимся от боли шефом.

— Ну что, Нуга, пришел твой час… — угрюмо сказал второй киллер и, заметив, что боль Нугзара отпустила, снова двинул своим тяжелым ботинком в пухлый живот приговоренного.

— Жить хочешь? — спросил первый, наклоняясь к Джанашвили и беря в горсть его редкие волосы на затылке. Нугзар тут же кивнул. — Тогда говори, где твоя сумка, которую ты от общака утаил.

— В банке… — прохрипел Нугзар, — здесь, в городе.

— Поехали, заберем ее. Если для общака польза будет большая, то братва позволила нам отпустить тебя. Ты как, не против?

— Да, да… — мгновенно согласился тот.

— Справишься один? Секретарь тебе не понадобится?

— Справлюсь…

— Хорошо…

Второй киллер направил дуло своего автомата на Мирского и дал короткую очередь. Изрешеченный пулями помощник распластался на полу. В его глазах застыло явное недоумение: «Вы же обещали». Джанашвили смотрел на его труп с ужасом: ведь и он сейчас мог бы быть на его месте…

Как уже говорилось, человек всегда надеется на лучшее, даже в самых безвыходных ситуациях. Вот и Джанашвили, несмотря на то что почти был уверен в своей близкой смерти, все-таки цеплялся за крошечную надежду на чудо: ему хотелось верить, что киллер говорит ему правду и что он, отдав жирный кусок обшаку, задобрит этим жуликов и те пощадят его…

Однако чудес не бывает. Сначала Джанашвили без каких-либо проблем получил в депозитарии свою сумку с пятнадцатью миллионами долларов, затем вручил ее убийцам, после чего, так же безропотно, сел с ними в машину.

— Может быть, вы меня здесь отпустите? Я сам доберусь до дома, — жалобно проговорил Джанашвили, все еще тая надежду остаться в живых.

— Конечно, сам доберешься: не хватало использовать нас в качестве таксистов! — добродушно улыбнулся парень с родинкой, — Но ты же, как я слышал, человек неглупый: не можем же мы тебя отпустить прямо здесь, в городе. Вдруг ты ринешься к местным ментярам? Нет, отвезем тебя куда подальше и отпустим перед самой границей… Так что не держи на нас зла! Идет? — Он даже протянул ему руку, которую тот пожал и, облегченно вздохнув, заметил:

— Понимаю…

Они ехали около полутора часов, вовсю травя анекдоты. Джанашвили успокоился настолько, что забыл о страхе и тоже рассказал пару старых баек. Его благодушие мгновенно испарилось, когда, проехав километров пять по лесу, они остановились перед стоящим на обочине черным шестисотым «Мерседесом».

— Вы же обещали отпустить меня! — жалобно прогундосил Джанашвили.

— Так мы и отпускаем! — ехидно подтвердил парень с родинкой. — Выходи…

Чуть помедлив, Лысый Нуга вышел из машины и сделал несколько шагов в ту сторону, откуда они приехали. Он шел медленно, съежившись, и каждую секунду ожидал выстрела. Шаг, еще один, еще, а выстрела все не было. Он уже почти поверил, что ему сказали правду и он останется в живых, но тут его окликнули:

— Не торопись, Лысый Джан!

Хотя и не было в этом голосе ничего угрожающего, однако спина Джанашвили напряглась от страха, сам он весь съежился, словно и не было в нем более ста килограммов веса. Он замер на мгновение и подумал, что с его тучностью и одышкой он не сможет пробежать и десятка метров, а потому обреченно повернулся на голос. Уже смеркалось, но фигура человека, окликнувшего его, показалась ему чем-то знакомой.

— Долго же мне пришлось искать тебя, Лысый Нуга, в самую дальнюю нору забрался, как крыса! — Говоривший подошел ближе.

Когда он оказался в свете фар, Джанашвили сразу узнал его, хотя и виделся с ним всего один раз: как-то их познакомил Амиран-Мартали. Гоча-Курды — дядя Амирана! Господи, только не это! Нугзар сразу понял, что ему пришел конец. Ведь Доля предупреждал, что Гоча-Курды поклялся отомстить за смерть своего племянника. Тем не менее у Нугзара все еще оставалась микроскопическая надежда, что он сумеет отвести от себя смертельный удар.

— Здравствуй, дорогой Гоча! — стараясь унять дрожь в голосе и улыбнуться, проговорил Джанашвили.

— Я тебе, мразь, не дорогой, я для тебя самый страшный кошмар! — зло возразил Гоча-Курды. — Думал, что Доля, предупредив тебя о моем желании повидаться с тобой, спас тебя этим?