Мы повиновались и оказались в большом зале, растянувшемся на всю длину дома. Здесь в ряд стояли запачканные столы на козлах, и еще несколько таких же были придвинуты к стене. Свечи – восковые, а не из топленого жира, – горели, источая травянистый запах, который ничуть не скрывал смрада разложения. Вонвальт и врач стояли в дальнем конце комнаты рядом с единственным занятым столом, и Вонвальт прижимал к носу лавандовый платок.
– Мистер Макуиринк как раз рассказывал, как нашли тело, – сказал Вонвальт, когда мы подошли.
– Да, что ж, сын Тома Бевитта нашел ее у врат Сегамунда, там, где река вытекает из города. Она зацепилась за корень в воде, – сказал врач. Старик был сутулым, седовласым и усатым. Казалось, что забота о других вытянула из него все жизненные силы. Тощий, похожий на нищего, он совсем не походил на пухлых аптекарей, которых я видела прежде. – Чудо, что ее вообще нашли, – подводное течение очень мощное. То, что попадает в Гейл, редко находится снова.
– Кому мальчик сообщил об этом? – спросил Вонвальт.
– А никому сообщать и не пришлось. На его вопли сбежалась половина восточной части города. Стражники выловили ее из воды. Принесли сюда.
– И больше к телу никто не прикасался?
– Никто, милорд. Кроме меня, конечно же, и то лишь для того, чтобы ее уложить. – Врач махнул рукой. – И посмотреть на рану.
Побуждаемая нездоровым любопытством, я посмотрела туда, куда указывал врач. Впрочем, вид мертвецов меня особенно не тревожил; все-таки я была сиротой Рейхскрига, хорошо знакомой со смертью. Толсбург стал сованской провинцией еще до моего рождения, однако последствия войны – нехватка еды, борьба за власть и последние восстания – стали сходить на нет, лишь когда мне было лет десять. Только тогда жизнь пришла в некое подобие нормы. В те ранние годы моей жизни люди часто сражались и гибли, причем не только в Толсбурге. Теперь мне было уже почти два десятка, и за это время три большие страны – королевство Венланд и герцогства Денхольц и Ковоск – покорились сованским Легионам. Помимо них в Империю входили родина Вонвальта, Йегланд, лежавшая к западу от Толсбурга, и родина Брессинджера, Грозода, находившаяся на юге. Империя поглотила их тридцать лет назад, когда Вонвальт и Брессинджер были еще юношами. Исконно сованскими же землями были Сова, княжество Кжосич, Эстре и Гулич. Объединив все эти земли, Империя стала больше, чем когда-либо, и насчитывала почти сто миллионов подданных, живших под бдительным присмотром Двуглавого Волка.
Женщина на столе выглядела примерно лет на сорок; мертвенно-серая, она была одета в зеленое платье с дорогой золотистой парчовой оторочкой. Вода, из которой ее выловили, не пощадила останки, но даже мой нетренированный глаз видел, что умерла она не потому, что утонула.
– Сильный был удар, – заметил Брессинджер, – и били не лезвием и не ребром.
– Вы хорошо разбираетесь в трупах, – сказал врач. Я заметила, как Брессинджер и Вонвальт мельком переглянулись.
– Да уж, – мрачно сказал Вонвальт.
Несколько секунд мы все стояли молча.
– Кто шериф этого города? – спросил Вонвальт.
– Сэр Радомир Дражич, – сказал врач.
– Ему сообщили об убийстве? – спросил Вонвальт.
– Конечно, – сказал врач. – Вся Долина об этом знает. Лорд Бауэр – известный человек, и его жену в городе любили.
– А лорда Бауэра?
Врач заколебался.
– Он известный человек, – подтвердил он.
– А что говорят о шерифе?
– Что он хороший страж закона, но вы не найдете менее приветливого человека, и еще он закоренелый пропойца.
– Я еще не встречал хорошего стража закона, который бы им не был, – заметил Вонвальт, подступив ближе к убитой. Я заметила, что он старается не подходить совсем близко, чтобы не подхватить оспу. Губительные испарения нередко разлетались от трупов, как дым от костра.
– Один-единственный удар в висок, – пробормотал он. – Нанесенный со значительной силой.
– Да, милорд, – сказал врач. – Этот удар наверняка ее и убил. Посмотрите, как разошлась кожа, и череп проломлен. Удар нанесли дубиной или каким-то другим тупым оружием, причем сильной рукой.
– Почему вы решили, что его нанесли не клинком? – спросил Вонвальт. На этот вопрос он наверняка и сам знал ответ. Он просто проверял старого врача.
Мистер Макуиринк указал пальцем на рану.
– Меч или топор прорубил бы и кожу, и кость черепа, отчего на нем осталась бы ровная зарубка. Здесь же ее словно ударили куском гранита. Посмотрите на рисунок трещин в кости и на кожу – она разорвана, а не рассечена.
– У вас большой опыт с подобными ранами?
– Вы вряд ли найдете в Долине Гейл хоть одного ученого медика, которому бы не доводилось иметь дело с подобным. Спасибо за это Рейхскригу.