Правосудие первобытное и современное. Разрешение споров в анархистских и государственных обществах

Как показывают мои примеры первобытных обществ, их процессы урегулирования споров направлены на примирение, а не на наказание. По крайней мере, у них есть процессы разрешения споров. Алекс Комфорт действительно понимает это: «Ни одно общество, каким бы утопическим оно ни было, вряд ли полностью устранит причины преступности. <…> Механизм сдерживания, который действует наиболее эффективно – это тот, который подрывает централизованные институциональные общества, – взаимодействие общественного мнения и интроецированных социальных стандартов». Он замечает – в соответствии с тем, что уже сказал я: «Отсутствие у нас опыта работы с этой силой общественного мнения в городских сообществах делает нас слишком склонными недооценивать её. Конечные санкции такого сообщества, остракизм и отлучение, вероятно, более сильны, чем любое институциональное наказание».220 Люди, испытывающие страх перед преступностью, должны принимать это на веру? Потому что это не что иное, как утверждение веры, кредо, с небольшим налётом фрейдистского жаргона («интроецированных»221). Влияние общественного мнения может быть как переоценено, так и недооценено.

Для доктора Комфорта нет ничего среднего между неясным обычаем и «общественным мнением», с одной стороны, и «конечными санкциями», с другой. Он не имеет никакого представления о процессах урегулирования споров. Насколько я знаю, этого представления не имеет ни один анархист-мирянин. К таковым относятся даже антропологи-анархисты, такие как Брайан Моррис, Джефф Фаррелл, Нил Китинг и Дэвид Гребер. Единственное исключение – Гарольд Барклай.222 Анархо-демократ Гребер предложил девять «принципов несуществующей науки» – анархистской антропологии.223 Ни один из них не касается урегулирования споров, хотя, как мы видели, уже столетие существуют этнографические данные и теория, непосредственно относящиеся к этому вопросу. Комфорт на самом деле знает о первобытном анархистском урегулировании споров,224 но для него анархизм – это не теория социальной организации, а «отношение».225 Гребер призывает своих коллег: «Я думаю, антропологам следует объединиться с [анархистами] ради общего дела. В наших руках инструменты, которые могут иметь огромное значение для человеческой свободы. Давайте возьмём на себя хоть какую-то ответственность за это».226 Ему ещё не поздно начать.227

Что ж – продолжают анархисты, – тогда мы вырастим новое поколение, не развращённое капитализмом и государством. Один из них говорит, что это может занять «несколько поколений».228 Очевидно, что мы, живущие сейчас, не получим пользы от рая, которым будут наслаждаться наши отдалённые потомки, если они у нас когда-либо будут. Наши дети (как нас уверяют) после анархистской опеки никогда не проявят агрессии или враждебности. С такими родителями, я думаю, проявят ещё как. У родителей-хиппи могут быть дети-панки, у которых есть дети-хипстеры.229 Я сомневаюсь, что фрейдистский эдипов комплекс действительно существует, за исключением редких случаев. Но кто-то может захотеть убить своего отца, даже если он не хочет жениться на своей матери. Мать и сын могут просто остаться хорошими друзьями.

Некоторые анархисты и утописты – благородные, нежные души, хотя я редко встречал таких людей. Но Роберт Оуэн был именно таким. Это был, писал Энгельс, «человек с детски чистым благородным характером и в то же время прирождённый руководитель, каких немного».230 Промышленник – как и Энгельс! – Оуэн значительно улучшил условия труда и жизни своих текстильщиков, что (по его словам) значительно улучшило их характер, несмотря на униженное состояние, в котором они находились ранее. Всё, что необходимо, заключил он, – это чтобы «подрастающее поколение» повсеместно социализировалось с помощью Новой системы и ради неё:

Короче говоря, друзья мои, Новая Система основана на принципах, которые позволят человечеству предотвратить в подрастающем поколении почти все, если не все беды и несчастья, которые пережили мы и наши предки. Будет приобретено правильное знание человеческой природы; невежество будет устранено; гневные страсти не будут набирать силу; милосердие и доброта будут повсеместно преобладать; бедность будет неизвестна; интересы каждого человека будут в строгом единстве с интересами каждого человека в мире.231