Правосудие первобытное и современное. Разрешение споров в анархистских и государственных обществах

В первобытных обществах, как я уже рассказывал, индивидуальные конфликты касаются сообщества, потому что спорящие имеют связи с родственными группами, а иногда и с другими группами, которые оказываются замешанными, потому что эти группы несут ответственность за проступки своих членов. Им не нужно исцеление. Им просто нужно разрешить межгрупповой конфликт. Это не относится к современному городскому обществу. Там часто не существует таких групп, ни родственных, ни каких-либо других. Лишь немногие преступления имеют последствия для всего сообщества, при любом определении сообщества. Современное общество – это в значительной степени общество незнакомцев, как утверждали де Токвиль, Тённис, Дюркгейм и Кули. Большинство городских жителей и жителей пригородов, даже ваши ближайшие соседи – или жильцы соседней квартиры – не очень хорошо вас знают. Они не обязаны помогать вам решать ваши личные проблемы. В таком отчуждённом обществе как наше почему они должны это делать? Они тоже не ждут, что вы решите их проблемы. Большинство американцев живут в «убитых районах».395

Уголовное право всегда признавало в качестве заинтересованной стороны субъекта, более всеобъемлющего, чем преступник, жертва и другие непосредственно вовлечённые стороны: государство. В государственном обществе государство – единственный организующий орган всего «сообщества». Оно устанавливает свои собственные границы, если необходимо, путём войны. Действительно, единственным значимым определением «сообщества» является «население, которым управляет государство». Сообщество незримо, но государство отлито в граните. Государство экспроприирует многие конфликты, а также монополизирует средства их разрешения.396 Оно создаёт систему гражданского права для частных споров, в которых оно (обычно) не имеет прямого интереса, кроме поддержания мира и поддержания отношений собственности. Оно создаёт систему уголовного права для споров, стороной которых оно считает себя. Государство утверждает, что ему причиняет вред любое преступление, даже если оно не причиняет вреда никому другому. Антигосударственники всегда возражали против этого, но мы по крайней мере признаём государство как прискорбную реальность. Заявления о причинении вреда неидентифицируемым, призрачным сообществам бессмысленны. Ущерб, нанесённый воображаемым сообществам,397 не может быть возмещён, так же как и ущерб стране Оз, или Нетландии, или Средиземью, или Телемскому аббатству, или Второму Уолдену, или Анарресу, потому что они только воображаемые.

ВП не возражает против этого овеществления, поскольку выдвигает ещё менее правдоподобное утверждение будто, по словам Ховарда Зера, «проблема преступности – и правонарушений в целом – заключается в том, что она представляет собой рану в обществе, разрыв в паутине отношений».398 Под «незаконным деянием в целом» он конечно имеет в виду не преступление, а грех. Салливан и Тиффт: «часть восстановительного процесса влечёт за собой исцеление первоначального вреда или греха…»399 Поскольку большинство грехов не являются преступлениями нигде,400 за исключением Ирана и Саудовской Аравии, размывание различий противоречит насущным интересам нас, грешников. Результатом обычно будет не отношение к преступлениям как к грехам, а отношение к грехам как к преступлениям, как это бывало у пуритан и как это делают муллы. Салливану, Тиффту, Зеру и компании никогда не приходило в голову, что закон может представлять собой рану в обществе и разрыв в паутине отношений.

Тиффт и Салливан, с их докторской степенью по социальным наукам, могут сказать (это настолько гротескно, что они действительно должны в это верить): «никому из нас не может быть причинён вред или нанесена травма без того, чтобы все мы не страдали, и никто из нас не может процветать без того, чтобы все мы не обрели нашу общую идентичность и благополучие».401 Если они, как бывший президент Билл Клинтон, чувствуют нашу боль, им должно быть очень больно. Но вы не поймёте самого главного в современном обществе, если не поймёте, что именно в нём ущерб для одного не является ущербом для всех. Будь это так, никто никому не причинил бы вреда. И немногие богатые, 1%, в течение последних 40 лет процветали за счёт большинства «без того, чтобы все мы обрели нашу общую идентичность и благополучие». Они не чувствуют никакой боли. Они чувствуют себя хорошо. Они на волне успеха.

4. ВП снижает рецидивизм.402