Это в полной мере относилось к шестнадцатилетнему Holden Caulfield, герою повести, большинство мыслей и действий которого было направлено на то, чтобы покончить со своей девственностью. Он описан весьма привлекательным, неглупым парнем, девушки к нему тянутся, но он оправдывает свою длящуюся девственность высокими интеллектуальными и прочими требованиями к самкам и малейшее неудовлетворение этим требованиям используется им как предлог для трусости – побега от возможного совокупления. Вот что он бубнит:
I can never get really sexy – I mean really sexy – with a girl I don’t like a lot. I mean I have to like her a lot. If I don’t, I sort of lose my goddam desire for her and all. Boy, it really screws up my sex life something awful. My sex life stinks.
Я никогда сильно не завожусь, с девчонкой, которая мне не нравится. То есть она должна мне сильно нравиться. А если нет, то всё моё желание исчезает к чёрту и вообще. Это жутко портит мою половую жизнь. Моя половая жизнь – дерьмо.
Эти слова можно сделать гимном для всех подобных сексуально запуганных и лгущих себе подростков.
Если такой побег разовый, то он так или иначе преодолевается, и чем быстрее это происходит, тем более здоровой становится психика парня. Если же избегание ебли превращается в образ жизни, то парень оказывается психопатом, что описано в повести и что составляет её суть.
В те времена о сексе писали лишь приблизительно, классическая беспроблемная семья считалась эталоном личной жизни, порнография ютилась в глубоком подполье и была запрещена, гомосексуализм и мастурбация считались постыдной и греховной болезнью, а школа и учителя являлись незыблемым авторитетом. Неудивительно, что в такой обстановочке речь подростка-бунтаря, бесцеремонно прикасающаяся к этим чувствительным темам, оказалась близка огромному количеству людей, не смевших себе признаться в существовании реальной жизни. Холден – мальчишка, а значит ему всё можно списать на возраст (взрослый герой с подобными взглядами был бы слишком оскорбителен для общества тех времён): он ненавидит школу и общественные нравы, он одержим половыми мечтами и в то же время возмущается словом «fuck», написанным на стенах. Он настолько сексуально насторожен, что прикосновение руки учителя к его голове панически трактует как проявление гомосексуализма, а также испытывает острый стыд при виде маленького мальчика, застёгивающего ширинку, не прячась, а на людях.
При всём этом сексуальном наполнении книжного пространства – нигде даже не намекается на онанизм, которым, без сомнения, занимался Холден и вся его школьная братия. Казалось бы, что предельно честному Холдену (Сэленджеру) необходимо было бы хотя бы обмолвиться о мастурбационной вселенной юношества. В тексте Холден не раз говорит: I got horny. Но о том, как он удовлетворял свою похоть, он не осмеливается даже обмолвиться словом – это та черта, которую Сэленджер подозрительно не может перейти.
Ровно посередине книги продуманно возвышается пик – эпизод с проституткой, и если бы герой по-геройски засунул бы в неё свой хуй, то вторая часть повести просто бы рухнула и перестала существовать, так как мальчишка выздоровел бы от своей психической болезни. Надо заметить, что проститутка, как честная женщина, не просто взяла деньги, воспользовавшись его трусостью, и ушла – нет, она добросовестно попыталась его соблазнить, чтобы отработать деньги, к тому же Холден ей понравился. Однако трусливый герой возжелал вести с ней только разговоры, а пизды, даже не увидев её, испугался. И только встретив отчаянное сопротивление этого идиотика, проститутка ушла. То есть мальчишка пропустил свой величайший шанс вылечиться от всегда изнурительной и опасной девственности, и всю вторую часть повести падает в пропасть безнадёжности. Последовавшая психотерапия и психоанализ обошлись родителям мальчишки гораздо дороже десяти долларов, которые вконец вылечили бы его от надуманной дури.