Писательство – это творчество, которое минимально зависит от окружающей среды. А потому – максимально одинокое творчество.
А если ещё учесть, что рукописи не горят – то писательство также и самое долговечное творчество. И посему Слово было не только в начале, но и будет в конце.
Только представьте, бог посмотрит на всё, что он натворил, ошеломлённо воскликнет: Fuck!
И мир исчезнет: Бог – одинок.
Царь Соломон носил кольцо с надписью «Всё проходит».
Я ношу кольцо с надписью «Всё приходит».
Мой вывод: я – мудрее.
Тем не менее, у него было баб много больше.
Известное дело – количество баб зависит не от количества мудрости, а от количества денег.
Пойду, продам своё мудрое кольцо…
Даже неуёмная хохотушка становится серьёзной во время анального секса.
Общеизвестно, что самое лучше в жизни даётся человеку бесплатно: здоровье, наслаждение, творчество.
Это что касается щедрого бога.
Человек же пытается ему подражать и копирует божью красоту в произведениях искусства. И тут получается нечто обратное: самое прекрасное искусство для своего создания требует огромных усилий, учёбы, таланта, и оно самое дорогое. То есть самое лучшее от бога – бесплатно, а от человека – по максимальной цене.
Мы восторгаемся красотой восхода и заката, сиянием звёзд, радугой, разноцветным полыханием солнечных лучей в капле росы. Но вот человек задумывает сделать бриллиантовое кольцо, чтобы солнце тоже отражалось во множественных поверхностях чистого кристалла – и такое кольцо стоит огромных денег.
Единственная возможность приблизить стоимость кольца к божьей бесплатности – это поступиться его качеством, сделать кольцо кое-как, используя медь и мутный бриллиант. Таким образом, всё, что человек создаёт высшего качества и красоты, является самым дорогим.
Сложность и высокая цена прекрасного, создаваемого человеком, – это неизбежный налог, который он должен платить за попытки копировать бога.
Ибо у Бога – копирайт на красоту.
Женщина никак не могла добраться до оргазма, когда она наслаждалась двойным проникновением любовников.
Но зато она легко кончала с одним любовником, лишь стоило ей вспомнить свои ощущения от проникновений двоих.
Потом она всё-таки научилась кончать с двумя и даже с тремя. И не раз.
Так что парадокс переродился в здравый смысл.
В сексе парадоксы исчезают, если не отступая следовать здравому смыслу наслаждения.
Сексуальная опытность женщины состоит не в том, чтобы как-то изощрённо удовлетворять мужчину, а в том, чтобы уметь удовлетворять саму себя с помощью мужчины.
Поэтому минимальное условие сексуальной приемлемости мужчины для такой женщины – это, чтобы он ей хотя бы не мешал.
Не мешал бы ей взять процесс совокупления в свои руки и ноги.
Калейдоскоп – трубочка из твёрдого картона с глазком с одной стороны, в который ты видишь сказочные цветные узоры, меняющиеся при малейшем движении трубочки. Калейдоскоп – это подзорная труба в чудо красоты.
В детстве я обожал калейдоскопы, и мне их часто покупали. Часто потому, что каждый раз, насмотревшись чудесных узоров, я подвергался нападению неудержимого любопытства – что же там внутри этой трубки творит красоту и из чего эта красота состоит?
Я разламывал трубку и оказывался перед кучкой разноцветных маленьких стекляшек и нескольких кусочков зеркала. Это меня разочаровывало – мне всё виделся внутри некий волшебный механизм, сверкающий и чудесный. Разломанный калейдоскоп приходилось выбрасывать – он был неразборный и, следовательно, несборный.
Вскоре, из-за моих настойчивых прошений родители покупали мне новый калейдоскоп и после краткого периода свежего восхищения я снова его разламывал и снова разочаровывался.
Папа рассказал мне принцип появления калейдоскопной красоты, чтобы я не ломал очередной калейдоскоп, но я не хотел принимать такое холодное механическое объяснение чудес.
В конце концов я дождался живых и жарких калейдоскопических чудес, основанных не на скучной механике, а на божественном провидении, предоставившем мне ярких и разноцветных женщин, меняющих свою красоту при каждом движении, когда крутишь их в руках. Правда, сразу после оргазма женщина представляется лишь розовыми кусочками плоти, смотрящимися в зеркало.
Однако, в отличие от сломанного калейдоскопа, после разбирания женщины на прекрасные половые части её можно снова собрать (одеть, причесать и накрасить), и она опять становилась, как новенькая, с меняющимися разноцветными узорами красоты.
Тем не менее, несмотря на это женское совершенство, мне всё равно регулярно хотелось заиметь новый калейдоскоп – узоры одной женщины переставали удивлять или просто-напросто надоедали и я устремлялся всматриваться в новые, иные.
Родители объясняли мне, что одного женского калейдоскопа должно быть вполне достаточно, ну, по крайней мере – два, а не десятки, коих я крутил в руках. Но и здесь я отказывался понимать такое холодное и однообразное отношение к божественной красоте.