Правовое регулирование содействия граждан органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность

Можно привести немало примеров, когда информаторы позволяли добиться реальных успехов в борьбе с революционным движением. Так, по делу декабристов были доносы Шервуда[136] (получившего за это к фамилии приставку «Верный»), Майбороды и Бошняка. По оренбургскому делу 1827 г. – Ипполита Завалишина, брата декабриста. В результате предательства было раскрыто в 1847 г. «Кирилло-Мефодиевское братство» в Киеве (дело Костомарова, Шевченко и др.). Известна роль конкретных осведомителей: Антонелли П. Д. – в деле «петрашевцев» (1849); Всеволода Костомарова (1852) – в деле Н. Г. Чернышевского; Андрущенко – создавшего процесс Молосова, Шатилова и др. (1865); Моткова О. М. и Иванова Д. Л. по делу «каракозовцев» (1866); Гориновича, Низовкина, Рабиновича – в деле «193-х»; Баломеза и Курицина – в деле казненных в Одессе в 1879 г. Лизогуба, Виттенберга, Логовенко и Чубарова; по делу «16 нородовольцев» в 1880 г. – Окладского и Дриго, и т. д.[137]

Отсутствие качественной агентуры III отделение стремилось компенсировать ее количеством и расширением масштабов слежки, установлением наблюдения за широким кругом лиц. Наблюдение велось за студентами и профессорами, литераторами и учителями, крестьянами и рабочими, чиновниками, включая губернаторов и министров, и даже за родственниками императора и членами его семьи. Так, в делопроизводстве III отделения сохранилось множество агентурных донесений о том, как проводили время наследник и другие члены царской семьи. В течение многих лет состоял под наблюдением военный министр Д. А. Милютин, курьер которого был «по совместительству» тайным агентом III отделения. Шеф жандармов постоянно докладывал государю о частной жизни министров и других высокопоставленных лиц[138].

Однако уже требовался новый уровень агентурной работы. Для освещения деятельности нелегальных организаций – непроницаемой тьмы подполья нужна была внутренняя агентура, так как проникнуть в тесный кружок злоумышленников мог только свой брат – «нелегальный»[139].

III отделение как орган политической полиции просуществовало до августа 1880 г.

Перед упразднением III отделение насчитывало 72 человека, а исполнительный орган отделения – корпус жандармов – 5,5 тыс. человек. При этом основная агентурная работа велась в Петербурге и Москве, а агентурная сеть местных жандармских органов была невелика. Так, если в 1880 г. на секретную агентуру в Петербурге было выделено 90 тыс. рублей, то на всю агентуру в губернских жандармских управлениях и пограничных пунктах за первое полугодие 1880 г. было израсходовано всего лишь 50 481 руб.[140]

После ликвидации III отделения корпус жандармов был передан в состав МВД, и руководство его оперативной деятельностью возложено на Особый отдел Департамента полиции.

Наряду с жандармскими органами агентурную работы вели и полицейские органы, осуществлявшие борьбу с общеуголовной преступностью.

Раздельное существование общей и политической полиции в определенной степени объяснялось необходимостью помимо борьбы с политическими противниками негласно контролировать и деятельность местной администрации, на которую замыкались органы полиции. В то же время следует отметить, что общая полиция также в ряде случаев выполняла задачи, свойственные политической полиции, используя для этого в том числе и агентуру. Так, в 1849 г. усилиями агентов полиции Министерства внутренних дел был раскрыт политический кружок М. В. Петрашевского[141].

Оперативно-розыскная работа, в том числе агентурная, была слабым местом в деятельности жандармских органов, формировавшихся из армейских офицеров. Как отмечается разными исследователями, в армии по законам офицерской чести общение офицера с доносчиком считалось делом предосудительным. Армейский офицер, заподозренный в доносительстве или в общении с доносчиком, изгонялся из полка. Должностные инструкции по работе с агентурой запрещали вербовать в качестве секретных агентов потомственных дворян и офицеров[142].

Учитывая неприспособленность жандармов к розыскной работе, создаются специализированные розыскные органы – в 1866 г. «Отделение по охране государственного порядка и общественного спокойствия» при петербургском градоначальнике, а затем и при московском обер-полицмейстере. Указанные отделения, получившие в обиходе наименование «охранных» (или «охранки»), имели своей задачей борьбу при помощи секретной агентуры с подпольными революционными организациями.

В 1866 г. в Санкт-Петербурге впервые создается подразделение сыскной (уголовной) полиции[143].

В приказе министра внутренних дел от 31 декабря 1866 г. об ее образовании говорилось, что для производства розысков по важнейшим преступлениям и изыскания общих мер предупреждения и пресечения преступлений учреждается «сыскная часть». С этого периода начинается создание и развитие в России аппаратов сыскной полиции[144].

Первым начальником сыскной части (отделения) при полицейском управлении Петербурга был назначен И. Д. Путилин[145].