Правовой самоконтроль оратора

Если бы данная фраза фигурировала в деле о защите чести и достоинства или клевете, то ответчик (подсудимый) настаивал бы на том, что данное высказывание является выражением его собственного мнения, и ссылался бы на вводное предложение «я думаю». Однако судебная экспертиза признает правоту ответчика (подсудимого) лишь частично. Дело в том, что в предложении фактически сообщено о двух событиях: (1) «он украл деньги из бюджета» и (2) «он пустил деньги на незаконные разработки природных ресурсов». Оба эти сообщения (при условии несоответствия действительности) являются порочащими, поскольку приписывают совершителю преступные деяния. Вводный элемент «я думаю» относится только к сказуемому рассматриваемого предложения – слову «пустил». Таким образом, предположения строятся только относительно второго поступка – того, на что именно были пущены деньги. Факт предварительной кражи денег заявлен во фразе как давно известный и сомнению автором не подвергается. Следовательно, первая часть информации «он украл деньги из бюджета» квалифицируется как сообщение сведений; вторая часть «он пустил деньги на незаконные разработки природных ресурсов» – как выражение мнения.

При использовании вероятностных маркеров типа «наверное», «думаю» и т. п. следует учитывать их «оборотную» сторону – значение утвердительности, проявляющееся в ироничном контексте.

Стоит также учесть, что в современном русском языке слова типа «наверное», «думаю» и т. п. могут использоваться для утверждения, а не предположения. Примеры таких случаев:

«Уж наверное, наш директор себе зарплату не задерживает и его карман, как наш, не страдает»;

«Думаю, вы-то поблажками пользуетесь…».

Для правильной оценки коммуникативной функции данных фраз важно проанализировать интонационно-стилистический и эмотивный рисунок текста: если фраза подобного типа в речи оратора имеет ироническую окраску и произносится с соответствующей интонацией, либо же она оформлена на письме соответствующими знаками (например, финальным многоточием, а в интернет-чате – так называемыми смайликами), то вероятностное значение слов «наверное», «думаю» обращается в утвердительное и может быть расценено судом как сообщение сведений.

Если мнение вербально не оформлено…

В таких случаях фраза не содержит никаких внешних показателей выражения мнения, предположения (слов-маркеров). Вместе с тем высказывание, как правило, изобилует субъективной экспрессией, т. е. является эмоциональным, оценочным. Подобная форма дает повод ответчику (ст. 152 ГК) или подсудимому (ст. 129 УК) настаивать: «Это было мое личное мнение, я так думал и чувствовал». То есть акцент делается на эмоциональном состоянии автора, а также его взглядах в момент написания (произнесения) текста (речи). Как правило, такие доводы судом не принимаются в качестве убедительных и действенных. Противоположная ситуация складывается в отношении мнения адресата речи (слушателя, читателя). Ему суд склонен доверять в большей степени, и зачастую мнение адресата становится решающим при определении коммуникативной функции текста (фразы). В этом суть прагматического параметра при идентификации мнения и сведений.[2]

На практике это выглядит следующим образом. Суд рассматривает газетную публикацию, в которой содержится фраза предположительно порочащего характера:

«И тогда, как это нередко бывает с потерпевшими фиаско хозяйственниками, у Барина проснулись политические амбиции…».

Истец утверждает, что в данной фразе содержится сообщение о том, что он решил идти в политику ввиду своей несостоятельности в качестве управленца-промышленника. Во фразе нет каких-либо слов-маркеров, формальных признаков мнения, предположения. Вместе с тем высказывание носит выраженный субъективно-оценочный, эмоциональный характер: автор употребил слова и выражения в переносном значении и с ироничной окраской («потерпевший фиаско» вместо «потерпевший неудачу»; «проснулись политические амбиции» вместо «решил пойти в политическую сферу»).