Через пять минут все благополучно разъяснилось. Татьяна была поражена, увидев бывшую подругу. Лиза мгновенно все объяснила, поведав, что искала ее и не могла найти, пока не обнаружила в клубе.
— Ты нашла спонсора, что ли?
— Нет, он не спонсор… Он мой приемный отец теперь.
— Ты шутишь… Как же ты меня разыскала?
— Мне помог Алексей.
Лиза перевела разговор на ее образ жизни. Татьяна отвечала, что ей пришлось на это пойти, так как квартиру у нее отобрали.
— То есть как?
— Это длинная история. Так что у меня нет жилья. Это очень опасные люди…
— Ты вернешь квартиру, я обещаю.
— Ладно, я и так устроилась, расскажи о себе… Кстати, куда мы едем?
— Домой, — Лиза слегка покраснела, — точнее, в место, где я живу…
И она несколько сбивчиво пояснила некоторые щепетильные вещи. Впрочем, Лиза сказала, что нашла работу у богатого человека. Этими объяснениями Татьяна пока что удовлетворилась. Непонятным оставался ночной визит в клуб и прочие вещи.
— Я тебе потом все расскажу, обещаю.
Когда они приехали, Белосельский сказал Лизе:
— Твоя подруга может переночевать в твоей комнате либо в комнате рядом. Теперь ты сама хозяйка в этом плане… Уже поздно, почти два часа ночи. Думаю, вы успеете наговориться до утра, вам обеим есть что обсудить.
Татьяна смотрела на Алексея как на богатого плейбоя, которому все позволено. Но в то же время его внешний вид внушал ей уважение.
Отпустив девушек, Белосельский подошел к Самине, которая по-прежнему сохраняла несколько насмешливый вид. (Виталий по приказанию шефа уже ушел.)
— Это что-то новое, — произнесла «тигрица» в черном комбинезоне, — такое первый раз, а я тобой уже более пяти лет… я думала, что знаю тебя…
— Самина, — отвечал он с некоторой укоризной, — я сегодня не в духе.
Но женщина прервала его:
— Неужели это то, о чем я подозреваю? Я не осуждаю тебя… она красивая девочка, но слишком юная, чтобы понимать истинное положение вещей… Ты сам-то понимаешь, как рисковал?
— Как раз риск был невелик.
— Да? Ты думаешь, что наши враги спят? Что больше нет друзей у наемников этого ресторатора? А другие?
— Я всегда поступаю так, как считаю нужным, Самина.
— Ты собираешься выполнять все ее желания?
Белосельский слегка надменно поднял голову.
— Самина, таким тоном можешь разговаривать только ты, но это не значит, что…
— Все мужчины боятся упреков, и ты не исключение. Я же думаю в первую очередь о тебе. Она о тебе так не будет думать.
— Ты же сама признаешь, что она ребенок.
— Тем более это не повод исполнять ее капризы Я согласна терпеть все выходки твоей Ивы, но Лиза сегодня явно отличилась. Что она еще придумает? Может, искать бывшего друга?
— У нее нет друзей.
Самина лишь покачала головой.
— В следующий раз твой приказ не будет выполнен, пока риск не будет полностью взвешен. Если ты сам о себе не думаешь, то о тебе позабочусь я сама. И никакого вознаграждения мне за это не нужно. Так и знай.
Белосельский ничего не ответил и лишь присел на оттоманку, погрузившись в свои мысли.
Утром Ива за завтраком была явно не в духе. Она перешептывалась с Милошем, и когда вошел Белосельский, Ива сделала вид, что его не видит, и небрежно поздоровалась с ним.
Когда он сел за стол, она спросила:
— Я хочу серьезно поговорить с тобой, дядя. Мне не нравятся в последнее время некоторые вещи. А главное — присутствие определенных подозрительных лиц в нашем доме. И я желаю знать, сколько еще времени мне придется провести с ними под одной крышей?
— Ива права! — поддержал Милош. — Не то чтобы мне не нравилась Лиза, но мне неясно ее положение у нас…
Белосельский молча отодвинул прибор и встал из-за стола.
— Мне очень больно слышать от вас такие вещи. Поверьте, очень больно. Разве я вас воспитывал такими?
— Брось эту сентиментальность, дядя. Тебе нравится эта зверушка? Такая чумазая и недоразвитая?
— Ива, не надо так говорить.
— А как же еще? Насколько я помню, ты всегда учил нас говорить правду. Когда ты выставишь ее вон? Да ты посмотри на нее сам! В канун Рождества и Нового года хочешь испортить всем нам настроение? Разве мы это заслужили? Я планирую пригласить кучу народа в предпоследнюю неделю, организовать вечеринку… Сюда придут мои подруги, друзья из института.
— Ива, послушай, что я скажу.
Тон Белосельского был и печален, и серьезен.
— Мне очень неприятно, что ты так отзываешься о девушке, которая тебе ничего плохого не сделала. Я знаю, что ты ей говорила жуткие вещи… Вижу по твоим глазам… Ведь ты не такая… Зачем ты так делала? Впрочем, я не стану тебя упрекать. Послушай внимательно, что я скажу. Я принял одно важное решение, оно касается нас всех…
— Ты оставляешь ее себе как игрушку?
Он пропустил эту колкость Ивы мимо ушей и произнес твердо и торжественно:
— С сегодняшнего дня я внес изменение в право собственности. Как вы все знаете, этот особняк принадлежал нам троим. Теперь одну треть — мою долю — я передаю Елизавете Ольшанской, которая становится полноправной хозяйкой здесь, у нее такое же право находиться в этом доме, как и у вас. Надеюсь, не надо говорить, что я не позволю никакого неуважения!