Правые и левые. История и судьба

В то же самое время эта пара отвечает и другой важнейшей когнитивной потребности гражданина – потребности отдавать свой голос на выборах. Проголосовать – это значит выразить свое мнение и занять место в одном из лагерей. Но это также значит продемонстрировать принадлежность к своему политическому сообществу, представив себе все конфликты, которые его пронизывают и к которым голосующий становится причастен. Нужно уметь вообразить целое, чтобы расположить в нем конкурирующие элементы. Голосование – двойственная процедура, в ходе которой голосующий проявляет верность одним и дистанцируется от других. Избиратель – существо, в котором соединены мобилизованный активист и бесстрастный наблюдатель, соединены до такой степени, что второе состояние может стать сильнее первого и диктовать человеку его действия. Эта ситуация порождает актора, хорошо известного политологам, который именуется «избирателем-стратегом» и совершает выбор, лишь проанализировав соотношение сил. Особая символическая эффективность пары правые/левые объясняется ее способностью связывать эти два состояния, соединять полемический разрыв с органической сопричастностью. Мыслить категориями правые/левые – значит играть сразу на двух досках, подспудно сопрягать антагонизм с взаимодополняемостью. Это значит объявить о более или менее радикальном разрыве, одновременно помещая противоположные стороны в рамки единого неделимого пространства, которое возвращает вас к самому себе, отождествляя с ним.

Если это истолкование справедливо, оно позволяет понять, каким образом в течение последнего периода функция нашей пары понятий плавно переменилась. Если раньше на первом плане были раздоры и конфликты, теперь мы нечувствительно перешли к сосуществованию противоположностей. Противоречия теперь выражены менее ярко, зато корни их стали глубже. Причины показать свою оппозиционность ничего не потеряли в своей резкости, но теперь их осознание соседствует с более ясным ощущением единства противников, и это смягчает выражение несогласия. В этом смысле самая главная трансформация, которая произошла с демократией за четыре или пять последних десятилетий, не только не отправила нашу почтенную пару понятий в музей древностей, но, напротив, сообщила ей новую глубину и новую актуальность. Ибо эта трансформация насаждает противоречие на всех уровнях демократического опыта. И это открывает новое поле деятельности для пары правые/левые, которая предоставляет удобную форму для подобных расколов.

Эта трансформация очищает структуры, лежащие в основе наших обществ, будь то в плане политической рамки, в которую они вписываются, или системы легитимности, которой они подчиняются, или темпоральной ориентации, предшествующей коллективным действиям153. Поэтому первое ее следствие заключается в том, что она освящает неистребимый идеологический плюрализм, который прививается к этим глубинным структурам и мысленно их продолжает. Плюрализм, который, однако, не носит уравнительного характера по отношению к соперничающим вариантам. Он выдвигает на первый план либерализм, основанный на фундаментальных правах индивидов, отодвигая в тень консерватизм и социализм. Но эта градация не должна смущать. Относительная субординация этих вариантов не мешает им всем прочно сохранять свое место в агонистическом политическом поле, так что вопрос о редукции этого веера возможностей к бинарному выбору между большинством и оппозицией становится еще более проблематичным, чем когда бы то ни было.

Самое же большое новшество заключается в осознании нераздельности этих соперничающих вариантов, которое сопутствует обретению ими нового статуса – обретению, свершившемуся в случае либерализма, нарождающемуся в случае консерватизма или социализма154. Отныне трудно замыкаться в сектантской исключительности и не помнить о том, что ваше убеждение сосуществует с другими, которые не просто наличествуют, но по праву связаны с вашим.