Правый ангел

– Прелесть в том, чтобы не жить этой жизнью. Не иметь этих целей: «Я должен заработать», «Я сделал себе имя»… Что ты заработал, ну что, покажи, вот это?.. Какое имя ты себе сделал, в каких святцах?.. «Быть знаменитым некрасиво…» Но почему?!

– «Позорно, ничего не знача…»

– Но почему?! Почему знаменитым – некрасиво? Не знача? Догадываешься?

– Нет.

– Не расстраивайся. Когда сейчас узнаешь, ты будешь всего лишь вторым. Кто знает… Нет метафоры. Знаменитым, богатым – и всё. Только это. Обращенное к самому себе, к ближним, к толпе. Продемонстрировал, покрасовался, исчез… вместе с толпой и самолюбием. Тогда как человек – метафора. Не сам по себе живет. Не очень-то исчезает… Не иметь этих целей. Не жить этой жизнью. Не ловить себя на ощущении: «начальник – подчиненный»… И – уступать. Во-о-от. Давать любить. Любить – в ответ. У нас вода есть?

– Кончилась.

– Страх. Безденежья. Краем ума понимая, что, появись средства, позволившие бы навсегда забыть об этой самой нужде, страх никуда не денется, перекинется на здоровье – родных и близких… свое собственное. И так далее… Горько наше горе, / горше нет беды: / мы живем у моря, / у нас нет воды, – констатировал Вульф.

– Ты куда?

– Прогуляюсь, – бережно держа в руках синюю кружечку, Вульф потянулся, разминая затекшую спину…

– В чем отличие гениальной строфы? Те же буквы, слова, сентенции. Какова механика?.. Любой самый жалкий стишок – повышенная зависимость слова от других слов. Поначалу наивная: «мишка-шишка». Почти что фонетическое эхо… Но чем больше погружаешься во все это, чем податливее материал, тем больше подключается связей каждого слова со всем твоим опытом, миро-знанием. У гения строфа – Вселенная, уникальная, которая и есть стихи… Механика художественного слова…

Осторожно спустившийся под обрыв к реке, ступивший на камешки Вульф, заглянув в кружку, присел над быстро (здесь, у самой воды, почти неслышно) катившей рекой.

– Ты, наверное, член Союза? – спросил сверху Егорыч. – И курсы какие-нибудь кончал. При Литинституте.

– Союз – он теперь, как наш с тобой электрон: размыт в пространстве. Один говорит: вот Союз! Другой: «Врешь, не возьмешь!.. Вот Союз!» Лично я вижу один выход: ежегодные гонки на яликах на городских прудах. Как Оксфорд и Кембридж. Кто выиграл – тот на целый год и Союз. Или большой осенний сбор грибов. На результат.

С полной кружечкой Вульф вырос перед Егорычем.

– Все приходит… – приблизившись вплотную, обдав потянувшим из кружечки спиртовым духом (мысль о спиртовой реке промелькнула в голове Егорыча), затяжным глотком разделавшись с содержимым, закрыв глаза и задержав дыхание, Вульф замер под открытым над рекой небом… – Все приходит из оригинальных источников, все извлекается гениями из самих себя. Остальное – копирование и повторение. Сопротивляемость внутреннему каналу, именуемому гениальностью, снижается под влиянием страшно растущей в ходе работы над текстом высшей нейропсихической сети. Истина идет порами, каналами в сознании гениев. И несет с собой новую материю. Крайний случай – Большой взрыв. Девяносто людей… девяносто процентов людей не понимают, что означает их День рождения. Каков единственный смысл этого радостного события.

– И что означает? – спросил Егорыч, вместе с Вульфом оглядывая звездные поля, раскинувшиеся над головой. – Каков смысл?

– Земля оказывается в той же точке орбиты своего движения вокруг солнца, что и в день твоего появления на свет… – усмехнулся Вульф… – Небо становится на место. Почти. Поскольку солнце само летит в пространстве… Последний шанс гибнущего человечества – отправить нашу ДНК сквозь черную дыру в параллельную Вселенную посредством сконцентрированной лазерной энергии… Достучаться можно только текстами. ДНК – текст. И «ты ведь знаешь, как скучно хоть кем-нибудь стать» – тоже текст. Практически тот же. Эта фраза лучше нас с тобой знает, куда ей стучать… И это знание – объективно. Помнишь главное, чему научил Бродского Рейн?

– Писать существительными. Глаголов – меньше. Прилагательных – по возможности, избегать.

– А почему, знаешь?

– Нет.