За спиной у женщины из глубины коридора послышался плач ребенка.
– Извините, спешу, внучка кричит, – заторопилась женщина, – Наташа уже здесь не живет, разошлась с мужем, он оставил ей свою квартиру, – а сам перебрался сюда. – Ваш трубочист, наверное, к нему…
– К кому?
– К Лагойде, Лагойде! К Юрию Игнатьевичу! – она торопливо захлопнула дверь.
Джума на секунду прикрыл глаза, остро захотелось курить, но не стал. Повернувшись, заспешил по ступеням вниз…
– Что скажете? – Джума, закончив рассказ, посмотрел на Проценко.
– Лагойда! Кульбиты!.. – он покачал головой. – Ты никуда не отлучайся. Бронич выехал на Грудковское шоссе, значит жмет к границе. Я звонил Чеславу, пусть встречает своего земляка на той стороне, а мы с тобой проводим его до самого КПП отсюда. Ты Скорику сообщил о Лагойде?
– Нет еще. Сейчас свяжусь с ним от себя, – Джума встал.
– Давай по-быстрому к себе и бегом вниз, я буду в машине…
– Витюша, кто это висел у тебя на телефоне? Еле дозвонилась, услышал Скорик голос Кати.
– Джума… Ты что-то хотела?
– Ты торопишься?
– Очень.
– Что-нибудь случилось?
– Да.
– Хорошее?
– Не знаю, еще не знаю… Говори, что там…
– Утром, когда ты ушел, а я еще собиралась, приехала твоя мама. Она будет жить у тебя дня два, пока Луша ей квартиру уберет. Так что я от тебя съезжаю. Поскучай. Ну, привет, – она положила трубку.
Но ему было не до этих новостей: его и Щербу ждал прокурор области, у которого сидел начальник УВД…
39
Вечером мне домой позвонил Миня Щерба:
– Я нашел статью твоей сестры из Харькова. Можешь зайти забрать.
– Спасибо. В понедельник зайду…
Получилось, правда, не в понедельник, а во вторник.
– Привет, Артем. Садись, – он откинулся грузным телом на спинку кресла. – Ну что, победитель, торжествуешь, пьешь по этому поводу коньячок? – сощурился он.
– Ладно тебе, Миня, – озлился я.
– Шучу, шучу… Возвращайся в прокуратуру, а я вместо тебя, засмеялся он.
– Поздновато…
– Тоже верно… Ничего, Скорику этот синяк на пользу пойдет. Тут и я немного виноват, правда, я был в отпуске.
– Ты передай ему: будь я на его месте, все делал бы почти так, как и он. Ну, может, чуть мягче, не столь ретиво. В остальном у нас просто разные роли. Ты понял?
– Это я давно понял.
– Что с делом? – спросил я.
– Лагойда на первом же допросе был душка. Без особого усердия со стороны Скорика торопился все признать, выложить свои грехи: как доставал бериллий, кто и где делал фальшивые кольца, сколько получал за услуги от поляка Бронича… Но о поликаувиле, сукин сын, умолчал. А в конце даже улыбнулся: мол, облегчил я душу, гражданин следователь, и готов нести наказание. Правда, осторожно поинтересовался, какой срок ему грозит. Что скажешь? – хитровато сощурился Миня.
– Не люблю я таких торопливых признаний.