Ужин прошел, как в бреду. Хозяйки о чем-то весело болтали, а я только кивал головой, как китайский болван. Я наблюдал за движениями ее губ, таких сочных розовых губ; и еще – ее привычка: высунет кончик языка, быстро-быстро, как змейка, и касается им верхней губы… Я готов был бить копытом и орать, как бешеный самец!
Как я ушел в тот вечер, я не помню. Как добрался домой, не помню. Я повалился на свою кровать и провалился в сон как в черную яму.
Меня разбудил звонок в дверь. С трудом поднявшись, я пошел открывать. На пороге стояла она!
Ты думаешь, я вспомнил о чем-нибудь? Нет, Вася, я схватил ее прямо здесь, на лестничной площадке и стал жадно целовать эти губы, плечи, руки, грудь! О! Как сильно бывает желание!
Она отвечала мне так же неистово. Я подхватил ее горячее тело и бегом кинулся в квартиру, не заперев дверь, ничего не спросив, и не сказав. Мы упали где-то на полу, между прихожей и гостиной. Я рвал на ней платье, и она помогала мне. Моя плоть буквально вырвалась наружу, я не успел коснуться замка на брюках, как уже овладел моей нечаянной любовницей. В голове моей поплыли звезды; маленькие взрывы накрывали меня, я яростно проникал в нее все глубже и глубже, так глубоко, что мне начинало казаться: мы – одно целое. Она стонала, она билась подо мной, обвивая меня руками и ногами, и судороги сотрясали ее тело. Я ликовал! Я плыл, меня несло на бешеном прибое безбрежного океана, он принимал меня, накрывая с головой. Сколько это продолжалось, не помню.
Кажется, мы потом что-то делали еще: мы смеялись, пили вино, что-то взахлеб рассказывали друг другу. В памяти всплывают еще струи воды, бьющие в ванну; и наши тела, сплетающиеся снова и снова в радужных пузырях какой-то розовой пены, пахнущей цветами и кровью.
Она куда-то уходила, а я, то ли спал, то ли ждал ее, в бреду, в горячке. Она возвращалась, и все начиналось сначала. Я любил ее, как не любил никого и вряд ли смогу полюбить. Но это не человеческая любовь. Здесь все – на грани смерти. Здесь кончается жизнь; только страсть, только бесконечный оргазм… Для этого нет слов, нет определения. Если бы я верил в дьявола, я бы сказал, что это – дьявольское наваждение. Но я тогда не верил в дьявола…
Очнулся я от телефонного звонка. Дико болела голова, во рту стоял странный привкус. Я потянулся за телефонной трубкой, мучительно силясь открыть глаза.
– Да – а, – простонал я в телефон.
– Иван Иванович, это Вы? – иголкой кольнуло в мозг. Я вспомнил: моя клиентка! Милая измученная женщина, которая надеялась на меня, как на последнюю инстанцию.
– Да, да! Это я!
– Что с Вами? Вы пропали на целую неделю?! – взволнованный голос, – представляете, он перестал приходить, я спокойно сплю, и моя племянница стала куда-то бегать.
Я вслушивался в ее слова, мне было невыносимо стыдно, плохо и страшно.
– Любовь Николаевна! Голубушка! Спасибо Вам, что позвонили, со мной все в порядке. Я Вам позвоню, буквально через час хорошо?
– Да, конечно, – ответила она.
Я кладу трубку, встаю с трудом и, шатаясь, бреду в ванную.
Что со мной? Куда девался здоровый, крепкий мужик? Из зеркала на меня смотрела бледная немочь со свалявшимися седыми волосами, сероватой кожей, многодневной щетиной, и, О, Боже! – На шее алели красные пятна. Я задумался. Очарование пережитого кануло куда-то в пятки и вернулось липким страхом. Я набрал воду в ванну и долго растирался жесткой мочалкой. Потом я принял контрастный душ и затем растер себя полотенцем до красноты. Побрился, расчесал волосы. Немного полегчало. Зеркало показало худощавого молодого человека, немного бледного. Я даже понравился себе. «Это ничего, – думал я, – это бывает». Из ванной я направился на кухню, сделал себе большую порцию кофе, порылся в холодильнике, достал плитку шоколада и несколько яиц. Яйца выпил сырыми. Шоколад съел целиком, обжигаясь черным кофе. Затем оделся и вызвал такси. Немного тошнило, и кружилась голова. Заехал в аптеку, купил железо и витамины. Тут же, в такси все это и принял. Попросил водителя остановиться у телефонного автомата и подождать. Водитель понимающе кивнул.
– Любовь Николаевна? Это я. Я сейчас у Вас буду.
Когда она увидела меня, то всплеснула руками и сразу усадила обедать. Все время подкладывала куски мяса, налила красного вина. Я ел с жадностью, до тех пор, пока не стал похож на сытую пиявку, только тогда я отвалился от стола.
– Любовь Николаевна, покажите мне шкатулку, – возникшее утреннее подозрение не покидало меня.
– Конечно, конечно, пойдемте, – она не задавала лишних вопросов, как будто понимала, что мы с ней в одной упряжке, мы связаны одной тайной и говорить об этом вслух не рекомендуется.
Мы прошли в ее спальню, она порылась в маленьком прикроватном столике и достала небольшую деревянную шкатулку, видимо старинную.
– Вот, она открыта. Ключ сломался давно, вместе с замком.
Я принял ящичек, откинул крышку и увидел стопку пожелтевших фотографий, достал и принялся рассматривать.